Подобрав ноги, Фиц наклонился вперед, его худое лицо освещал мрачный, очень старый гнев.

— Вообрази, будь добр, что эта творительница добра с лицом боттичеллиевского ангела пишет свою жуткую книгу — книгу, которая, быть может, обвиняет Дарси из Пемберли в неких преступлениях. Что скажут свет и парламент? Грязь прилипает.

— Я не понимал, — медленно сказал Нед, — что ты так твердо решил идти своим собственным путем.

— Говорю тебе, я буду премьер-министром этих островов!

— Серьезно, Фиц, позволь ей написать книгу. Никто же не станет ее читать.

— Откуда такая уверенность? Красивые женщины не остаются незамеченными, Нед. Что, если Ангус Синклер прознает про ее книгу? Целеустремленный человек с друзьями повсюду. И к тому же человек, который поднял весь этот тарарам, сделав Аргуса знаменитостью?

— Фиц, ты преувеличиваешь! Почему ее книга должна иметь хоть какое-то отношение к Дарси? Она ищет сведения о тяготах бедняков. Право, это буря в чайной чашке.

— Некоторые чайные чашки способны расшириться настолько, что вместят океан. — Фиц налил еще вина себе и Неду. Опыт научил меня, что семейка Беннет — это непрерывная катастрофа, вот-вот грозящая разразиться. Я не пророк обреченности на гибель, но всякий раз, когда родственники моей жены задирают свои безобразные головы гидры, я трепещу. У них есть манера сокрушать мои удачи.

— Будь они мужчинами, разделываться с ними было бы проще, я это вижу. — Темное лицо стало еще темнее. — Молчание мужчин можно обеспечить тем или иным способом. Но женщины чертовски трудны.

— Я никогда не просил об убийстве.

— Знаю, и я благодарен. Однако, Фиц, если когда-нибудь в нем возникнет необходимость, я в полном твоем распоряжении.

Фиц в ужасе отодвинулся.

— Нет, Нед, нет! Я могу понять избиение до полусмерти какого-нибудь упрямого идиота, но ни в коем случае до смерти! Я запрещаю это.

— Само собой. Забудь. — Нед улыбнулся. — Лучше думай о том, как станешь премьер-министром и как горд я буду.

Первым прибывшим гостем был Ангус Синклер, до того ему не терпелось побыстрее водвориться в этом сногсшибательном дворце. Отведенные ему апартаменты были отделаны цветами клана Синклеров, как придумал Фиц, впервые пригласив Ангуса девять лет назад. Способ показать, что он всегда желанный гость и на любой срок. Его камердинер Стаббс был не менее удовлетворен своей душной комнатушкой, примыкающей к гардеробной. По убеждению Стаббса, худшей чертой гощения в поместьях было размещение слуг на утомительном расстоянии, включающем много ступенек, от спальни хозяина; к тому же камердинеру на самой верхушке дерева никак не пристало якшаться с толпами прочих слуг. Ну, таким его жребий не был в Пемберли, где, как он, к своему величайшему удовлетворению, знал, у камердинеров и камеристок с самой верхушки дерева была даже собственная столовая.

Предоставив необычно сангвиничному Стаббсу распаковываться, Ангус направился в библиотеку, от которой у него всегда дух захватывало. Господи, что сказал бы любой член Королевского Общества, если бы он ее увидел? А он не сомневался, что никто из них ее не видел, так как Фиц не вращался в кругу людей, посвятивших себя развитию знаний и наук. Завороженный, он прохаживался, щурясь на корешки многих тысяч фолиантов и томясь желанием привести в порядок эти сокровища. Было очевидно, что никто, истинно любящий книги, не поставил бы Апулея рядом с Апицием или Софокла с Еврипидом и Эсхилом, не говоря уж о скоплении всех путешествий, завершавшихся открытиями, на расстоянии в полкомнаты от трактатов по френологии или теории флогистона.

В одной нише он обнаружил документы Дарси, огромное скопление плохо переплетенных или даже вообще не переплетенных списков дарования и приобретения земельных участков, арендаторов, собственности, помимо Пемберли, ссылок на королевские указы, приписок к завещаниям, а также биографических сведений о Дарси роялистах, йоркистах, католиках, якобитах, норманнах, саксах и датчанах.

— А! — раздался чей-то голос.

Его владелец ловко проскользнул между диванчиками, очень-очень молодой человек с красотой Элизабет, пышной шевелюрой каштановых волос и своим характером, который, как вскоре установил Ангус, сочетал целеустремленность и любопытство. Очевидно, сын Чарли, обманувший ожидания.

— Обнаружили семейные скелеты, э? — спросил он, ухмыляясь.

— Давнишние. Но мне претят не кости, а полнейший хаос вокруг. Книги просто плачут, чтобы их разобрали, каталогизировали и расставили соответственно. А семейным документам место в безопасной для огня камере.

С расстроенным выражением Чарли энергично закивал:

— Я так и говорю папаше, но он говорит, что я слишком опаслив. Великий человек, мой отец, но не книжный червь. Попытаюсь снова, когда стану старше.

Ангус провел рукой по документам.

— Дарси как будто были сторонниками более законной династии — Йорков, а не Ланкастеров.

— Да-да. Вдобавок Оуэн ар Тюдор был выскочкой, а его сын для Дарси — узурпатором. А как Дарси тех лет ненавидели электора Георга!

— Меня удивляет, что Дарси не католики.

— Троны всегда оказывались важнее религии.

— Прошу у вас прощения! — воскликнул Ангус, спохватившись. — Я Ангус Синклер.

— Чарли Дарси, наследник сокрушительного здания. Единственное, что мне в нем дорого, так эта комната, хотя я бы раздраконил ее, а затем собрал бы более логично. Папаша превратил комнату куда поменьше в свою Парламентскую библиотеку — отчеты и протоколы, заседания палат, своды законов — и работает там.

— Сообщите мне о дне, когда вы начнете громить эту комнату, и я с радостью помогу вам. Хотя больше всего она нуждается в капельке солнечного освещения.

— Неразрешимая проблема, мистер Синклер.

— Ангус. По крайней мере когда мы не в окружении бомонда.

— Ну, так Ангус. До чего странно! Я никогда не думал, что владелец «Вестминстер кроникл» окажется человеком вроде вас.

— А какого рода человеком вы его воображали? — спросил Ангус с веселыми искорками в глазах.

— Ну, необъятное брюхо, небритость, пятна супа на галстухе, перхоть и, пожалуй, корсет.

— Нет-нет, вы никак не можете объединить пятна от супа и перхоть с корсетом. Первые указывают на пренебрежение внешним видом, тогда как корсет свидетельствует о непомерном тщеславии.

— Ну, сомневаюсь, что вы когда-либо осыплетесь перхотью или будете нуждаться в корсете. Как вы умудряетесь сохранять свою фигуру в таком месте, как Лондон?

— Я предпочитаю фехтование боксу и пешие прогулки верховым.

Они опустились на два диванчика почти рядом, но визави, и продолжали закладывать фундамент крепкой дружбы.

Жаль, тоскливо подумал Чарли, что Ангус не мой отец! Характер у него именно такой, каким должен быть отцовский — понимающий, прощающий, твердый, с юмором, умный, не отягощенный предрассудками. Ангус принял бы меня именно таким, каков я, и не унижал бы, как ни на что не годного. Не считал бы изнеженным только из-за моего лица. Я же не виноват, что лицо у меня такое!