мысли ученого, он устанавливает их существование на основании сведений о морских путешествиях в ту далекую пору, он видит их черты в более поздних памятниках навигационной литературы. Как же можно сомневаться в том, что «все это было», что арабы хорошо знали море и должны были его знать? Факты экономической и политической истории Востока в эпоху древности и раннего Средневековья со своей стороны рисуют яркую картину развитой морской деятельности в доисламской Аравии.

Выдающаяся роль древних арабов в истории навигации должна была основываться и на высоком уровне связанной с парусным мореплаванием астрономической науки. Действительно, практическая астрономия была хорошо известна бедуинам с древних пор благодаря личным наблюдениям и освоению совместно с финикийцами культурных достижений угасших цивилизаций Востока. Эти знания, в усовершенствованном виде позволившие арабским кораблям бороздить воды южных морей от Африки до Китая и от Сирии до Испании, не исчезли бесследно для человечества.

Если вглядеться в словарь языка, которым мы ежедневно пользуемся, то кроме привычных, понятных слов, встретятся нам и малознакомые, о смысле которых можно лишь догадываться, и уж совсем непонятные, со странным, причудливым начертанием. Как-то мне понадобилось найти точное значение слова «прохиндей». Я просмотрел шесть разных словарей русского языка, среди которых были и многотомные, но искомое не отыскалось, и тогда пришлось пойти в специальный институт нашей Академии наук. Здесь, в этом царстве русских слов, чего только не было! Мое внимание привлек шкаф, почти целиком занятый буквой «Ч». Один из выдвижных ящиков с карточками имел надпись: от слова «черемоль» до слова «четца». Мне оставалось удивленно пожать плечами, и я подумал: «А сколько же шкафов должна занимать буква «К», которой начинается большая часть русских слов и фамилий, и сколько карточек с неизвестными нам словами нашего языка там хранится!» В этом море пожелтевших от времени и совсем свежих карточек, конечно, нашелся и «прохиндей»[42]. Однако «четца», «прохиндей» и подобные им раритеты употребляются в пределах каких-либо одной или двух областей России, и требовать их практического знания нельзя даже от филолога. Но вот другой слой в русском языке, тоже непонятный многим, но практически знакомый специалистам, — научная терминология.

Обратимся к нашей астрономии. Что такое «Альдебаран»? Большинству известно, что это звезда, но далеко не каждый знает, что так называется именно звезда альфа в созвездии Тельца. Столь же приблизительное представление существует о понятиях, скрывающихся за звучными названиями: «Бетельгейзе», «Вега», «Ригель». Но что значат «Алараф», «Мегрец», «Шеат»? Слова написаны русскими буквами, но какой у них странный, необычный рисунок и как их много! Если заглянуть в звездный каталог, там можно обнаружить целую россыпь таких слов. «Алараф», «Ал-голь», «Алиот», «Альбирео», «Альгена», «Альгениб», «Альгеиба». «Альдебаран», «Альдерамин», «Алькор», «Альмак», «Альрами», «Альтаир», «Альфакка», «Альфард», «Альферац», «Ахернар». Семнадцать звучных, но непонятных русских слов только на букву «А»! Все они, кроме последнего, одинаково начинаются на ал, аль, и это стереотипное начало указывает на арабский артикль, который ставится перед именами существительными. Да, эти слова — арабского происхождения, включая последнее, где артикля аль уже нет, а в русской форме воедино слиты слова: ахир ан-нахр «устье реки»: так называли арабские астрологи звезду альфа в созвездии Эридана, а ведь Эриданом и римляне называли мифическую реку, омывающую крайний запад обитаемого мира. Три остальных звездных имени на первую букву алфавита — Альциона, Антарес, Арктур — пришли с Запада, и я вспоминаю, как мой первый учитель Николай Владимирович Юшманов однажды обратил мое внимание на то, что все русские существительные на «А» — иноязычного происхождения.

Посмотрим, какие еще названия содержит наш звездный каталог. «Беллатрикс», «Гемма», «Канопус», «Капелла», «Кастор», «Мира», «Поллукс», «Процион», «Регул», «Сириус» и «Спика» пришли к нам из античной астрономии, но вот опять арабские слова в русской одежке: «Бенетнаш», «Бетельгейзе», «Вега», «Денеб», «Денеб Кайтос», «Денебола», «Дифда», «Дубхе», «Каф», «Кохаб», «Мегрец», «Менкар», «Мерак», «Меркаб», «Мирах», «Мирзам», «Мирфак», «Мицар», «Нат», «Рас Альгете», «Рас Альхаге», «Ригель», «Садальмелек», «Тубан», «Факт», «Фекда», «Фомальхаут», «Хамал», «Шеат», «Шедар». Итак, из шестидесяти одного имени для звезд, принятых в русской астрономии, помимо их технических обозначений, таких, как «альфа Цебея», «бета Девы», «гамма Пегаса», «дельта Большой Медведицы», «эпсилон Большой Медведицы», «омикрон Кита» и другие, сорок семь переданы нам арабами!

Происхождение этих имен бесспорно устанавливается на основании того, что выяснить их смысл можно только при знакомстве с арабским языком. Столь многочисленные слова из языка древних звездочетов пустыни, проникшие на дальний север и продолжающие здесь свою жизнь, красноречиво свидетельствуют о высоком развитии, которого достигла наука чтения неба в доисламской Аравии. Именно в доисламскую эпоху ежесуточное перемещение Луны на небосводе относительно некоторых звезд дало мысль разметить положение Луны на каждый день лунного месяца, откуда возникло учение о двадцати восьми «лунных стоянках» с чисто арабскими названиями. Звезды, у которых проходит Луна, сами тоже меняют свое положение, но в более редкие промежутки: термин нав обозначал ежегодный восход и заход этих звезд, а поскольку им приписывалось влияние на атмосферные явления, значение термина постепенно расширилось до понятии «дождь» и «морская буря». Укоренившееся представление о том, что дождь ниспосылается определенной звездой, шло вразрез с коранической догмой о всемогуществе Аллаха, и основателю монотеистической религии ислама Мухаммаду пришлось с ним ожесточенно бороться.

Большая роль наблюдений звездного неба для предсказания погоды, для определения сроков земледельческих работ и выпасов скота, а с другой стороны, для судовождения вызвала появление развитой астрономической терминологии. Запись всех достижений практического мышления арабов в области астрономии была сделана в основном уже в эпоху ислама. Это отставание теории от практики, отмеченное И.Ю. Крачковским в отношении географической деятельности в раннем халифате, заставляет думать, что сохранившиеся письменные памятники донесли до нас лишь небольшую часть сокровищницы народного опыта, которая сложилась в течение тысячелетий арабской практики.

Навигация арабов, как всякое крупное явление в жизни общества, должна была оставить след в памятниках литературы. Действительно, морская тема прочно вошла в наиболее развитую часть доисламского творчества — поэзию. Она расширила круг поэтических образов, усилила гибкость и яркость стиха, повысила эмоциональность поэм и силу их воздействия на слушателя. Наиболее отчетливо мы это увидим в Коране, завершающем период языческого творчества арабов и открывающем дверь в новую эпоху их истории. «Картины моря в Коране очень ярки: плавание кораблей производило на Мухаммеда сильное впечатление»[43], — отмечает российский историк Востока В.В. Бартольд. Но еще в XIX столетии семитолог Зигмунд Френкель заявил: «В доисламской поэзии судоходство упоминается