Сейчас они, торжественно печатая шаг, проследовали от входа на крышу до алтаря и закатали рукава. Глеану, как старший, положил руку на камень рядом с чашей и практически сразу ощутил леденящий холод костяной рукояти длинного ножа.

Лезвие тоже было из кости. О происхождении его в семье ходили легенды: оружие сделали то ли из не замурованной в фундамент частицы первого предка, то ли из великого демонического монстра, коего предок прикончил к вящей славе рода. Никогда не тупящееся, остротой превосходящее добрую сталь и появляющееся на алтаре лишь по зову одного из рода Владычицы, оружие было великолепно, вне зависимости от его этиологии.

Лед провел кончиком клинка по ладони и передал его Пеплу. Альсор повторил действия брата, настала очередь Инзора. Тот тоже не стал мешкать. Костяной клинок был так остер, что, лишь когда Искра закончил порез на ладони, кровь тонкой красной линией украсила кожу Льда.

Последний из братьев, завершив ритуальное членовредительство, не глядя опустил ритуальный клинок на алтарь. Смотри не смотри, им ни разу не удавалось увидеть, как и куда исчезало призванное оружие. Может, просто рассеивалось в воздухе, как и внимание альсоров.

Три руки взметнулись над алтарем и переплелись. В чашу заструилась кровь мужчин. Обычная тускло-серая, больше всего похожая на невзрачный ночной горшок без ручки емкость преобразилась с падением первой же капли живительной влаги. Она начала наливаться светом, подобным прохладному сиянию луны. По стенкам чаши заструились письмена и узоры, завораживающие, приковывающие взор и абсолютно нечитаемые. Каждый, кто смотрел на них, в этот миг чувствовал, что понимает их смысл и значение во всей полноте. Но стоило свету угаснуть, а узорам истаять, как и великое знание об их сокровенной сути испарялось из памяти, будто вода с раскаленного песка пустыни.

– Я принимаю Веронику из рода Соколовых мира Террон в род Гиалов сестрою! – в унисон прозвучали голоса трех альсоров.

В тот же миг случилось кое-что незапланированное: из-за уха Льда сорвался заложенный за ухо цветок мэальны. Он рухнул точно в чашу и погрузился в бурлящее содержимое. Почему-то жидкости всегда было куда больше, чем жертвовали те, кто вставал у алтарного камня. Возможно, предполагал Инзор, при проведении ритуала в чаше появлялась кровь тех из рода Владык, кто соизволил откликнуться на ритуальный зов. Трое мужчин застыли, не представляя, как отреагирует чаша на добавление в нее чего-то еще кроме крови. Вдруг рванет, да так, что никому пронесшему инородные предметы в священное место мало не покажется?

Лед зажмурил один глаз и успел горько пожалеть, что не оставил сокровище из мира Оэле вне храма. Пепел наблюдал за происходящим с самым расслабленным видом. В собственной реакции и способности увернуться от магического выброса он был абсолютно уверен. Альсор доверял чутью и считал, что все происходящее закономерно и правильно. Искра следил за творящимся с восхищенным вниманием ученого, нежданно приглашенного на редкий эксперимент. Он давно уже гадал, что случится, если в чашу добавить что-нибудь кроме крови. Лишь трезвое опасение остаться неоцененным в творческом порыве удерживало Инзора от интригующего эксперимента.

Ручка у мамы, при всем внешнем изяществе и хрупкости, была на редкость тяжелой и подзатыльники отвешивала метко. С полгода назад гоняла Ана сына по танцевальному залу и долбила по макушке веером, да еще успевала давать пинки за то, что альсор разыграл девушку из посольства, нацелившуюся на титул его альсораны.

Все бы ничего, но розыгрыш вышел неожиданно масштабным, потому как в момент исторического признания лоана Роксалдина ухитрилась использовать дозволенный к ношению амулет громкой речи, испрошенный у Владычицы из-за горькой жалобы на охрипшее горлышко, не совсем по прямому назначению.

– Вы очаровательны, лоана! – во всеуслышание (речь на балконе транслировалась в зал, как через рупор) заявил Искра. – Будь я иным, не искал бы прекрасней девы, с которой готов соединить тропы жизни, сердца и судьбы! Увы, я изгой среди любящих и любимых, ибо навеки душа моя отдана жаркому пламени безнадежной страсти к лоану Шейхору.

В общем и целом Инзору повезло лишь в одном: старый, хромой и кривой на один глаз вояка Шейхор был вдобавок и тугоух, но так скор на расправу, что передать ему подробности шутки не решился ни один придворный. Сплетни сплетнями, а свой хребет дороже! На вынужденное молчание записных трепачей Искра и рассчитывал, когда затевал розыгрыш.

Словом, лоана, введенная в заблуждение изящным обращением Искры, обхаживающего посольство, и рассчитывающая на немедленную официальную помолвку, осталась несолоно хлебавши. Но мама! О! Мама была в ярости! А Лед, подлюка, еще и нотацию братцу прочел, чтобы тот в не свое дело не лез, раз не умеет удерживать дамочек на хрупкой грани романтических сомнений. Вот после этого шоу Инзору и дали благословение на избранную по сердцу и уму партию. Пусть уж лучше имеет официальную альсорану, во избежание повторных розыгрышей.

Итак, цветок нырнул в ритуальную чашу, скрылся целиком и пробыл в кровавой гуще несколько томительно долгих секунд. Потом кровь закипела с утроенной силой и мэальна показалась на поверхности. Только прежде насыщенно-лилового оттенка цветок приобрел нежный серо-голубой цвет, почти в точности повторяющий колер драгоценного минерала, которым был отделан пол храма.

Цветок – совершенно целый (не помялся ни один лепесток) – взмыл над чашей и завис сантиметрах в пятидесяти от поверхности, медленно поворачиваясь вокруг своей оси. Лед невольно отметил, что запах, в отличие от окраски, остался прежним благоуханным – свежим и нежным, как мечта.

Три руки, вновь блюдя удивительную синхронность, простерлись к мэальне. Она оказалась меж трех ладоней разом. Кровь в чаше взбурлила последний раз, поднявшись столбом, окутывая ладони удивительно приятным, в пику яростному кипению, теплом. На несколько мгновений сама форма чаши изменилась, принимая вид, идентичный цветку. Струясь по обводам священного сосуда, ярко запылали узоры и символы. Спустя три удара сердца бунтующая влага опала. Чаша вновь была невзрачно-серым сосудом, на дне которого не осталось ни капли крови.

– У нас получилось? – с несвойственной ему робостью спросил Лед мнения братьев, бережно заправляя мэальну за ухо.

– Если это не очередное знамение-аллегория, то я уж не знаю, чего тебе надобно для доказательства, – хмыкнул Пепел. – Официального письма на гербовой бумаге?

– Получилось, – высказался Искра, опуская руку. На право обладания цветком он не претендовал.

– Отправляемся на Террон? – выгнул бровь Эльсор.

– Я так не могу, Пепел, мы похожи на нищих оборванцев. Будь я Никой, ни за что не решился бы следовать за такими подозрительными типами в неизвестность! – возмутился Глеану.

– Она пойдет за любыми, если поймет, что зовем мы, и сможет пересечь границу мира, – самоуверенно высказался сероглазый брат, однако признал некоторую логичность доводов старшего: – Но ты прав, будет лучше нам привести себя в порядок и перекусить. Неизвестно сколько сил придется потратить.