– Нет, шучу. Что может быть смешнее смерти второклассника… – сварливым голосом ослика Иа проскрипел больной.

Рядом с нами притормозил грузовик. Водитель посмотрел – отдыхаем, искалеченных не видно – и прибавил газу. Потом остановился старичок на «Волге»:

– Молодые люди, помощь нужна?

– Ехайте, – махнул рукой Жека, – мне уже ничем не поможешь…

Помочь от его синдрома мог бы подзатыльник, но применить это верное средство не давал Гражданин Собакин. Завтра, когда он поест из моих рук и переночует в моем логове, мы станем одной стаей. Может, еще повоюем за место вожака, но по-семейному, не насмерть. А пока Гражданин Собакин признал своим только Жеку. К нам с Зойкой он еще присматривался. Отвесив брату подзатыльник, я был бы зачислен во враги, а у собак это надолго, если не навсегда…

– Эх, а мог бы жить! Вот же невезуха! Главное, совсем чуть-чуть не дотянул до Скорятина! – Я подмигнул Зойке, и она подхватила:

– Да, Скорятин рвет зубы прямо с микробами. Чик – и готово… Но ты, Алеш, не убивайся. Не один же остаешься. У тебя еще сестричка растет…

– ЧТО У НЕГО РАСТЕТ?! – побагровел умирающий.

– Сестричка. Очаровательная кроха… Алеш, я тебе точно говорю: сестра лучше брата. Подрастет, и будешь с ней играть…

Жека закряхтел и встал, дрожа в коленках, как Илья Муромец, пролежавший на печке тридцать три года:

– Поехали!

– Гагарин! – одобрила Зойка.

Чтобы облегчить Жеке боль, Зойка предложила накинуть Гражданина Собакина на плечи, вроде воротника. По-моему, издевалась, но брату понравилась идея. Жеку взгромоздили на велосипед, Собакина уложили. Он висел, не ерзая, только деликатно отворачивался, чтобы не дышать Жеке в лицо. Им даже удалось проехать шагов пять, но потом у Жеки подогнулась спина, и пирамида полетела на землю.

– Тяжелый, – объяснил Жека, опять приникая к Собакину.

В конце концов Зойка своей косынкой привязала больному к щеке нагретый солнцем ком засохшей земли. В таком виде Жека поехал, то и дело останавливаясь, чтобы сменить остывшую землю под повязкой.

Щека раздувалась и раздувалась. Пока добрались до города, Жека с одного профиля стал похож на поросенка. Он еле крутил педали, шарахаясь по всей ширине дороги и заставляя сигналить обгонявшие нас машины.

Я взял брата на раму и помчался к Скорятину. Зойка ехала впереди, показывая дорогу. Маленький Жекин велосипед она бросила за чей-то забор, сказав, что со двора не уведут.

Еще за квартал до кабинета стоматолога на стенах начали попадаться таблички без знаков препинания: «ЗУБ врач техник». Жека подвывал от нетерпения. Мы с Зойкой жали на педали, по-гонщицки привстав с седла. Собакин старался не отставать. Вываленный язык трепетал за ним, как розовый слюнявый флаг.

У подъезда двухэтажного жилого дома красовалась вывеска с номером квартиры Скорятина и часами приема. Под ней кто-то налепил скотчем записку: «Сегодня приема не будет». Соскочив с багажника, Жека влетел в подъезд, только дверь бухнула.

Мы догнали его уже у квартиры. Больной не переставая жал на звонок. Из глаз у него текли слезы. Записка «Приема не будет» была и здесь; Жека успел порвать ее в клочки.

– Пошли в поликлинику, – вздохнула Зой-ка. – Ничего, что ты нездешний, с острой болью примут.

Продолжая трезвонить, Жека отчаянно замотал головой. У него не было сил терпеть.

Наконец дверь открылась. Женщина в белом халате и марлевой повязке начала:

– Написано же…

– Гав! – вынырнув между наших ног, Гражданин Собакин подскочил так высоко, что хвост-бублик мазнул меня по подбородку. Женщина отшатнулась, и Жека прорвался в коридор. Оттеснив хозяйку, мы бросились догонять больного. Гражданин Собакин неторопливо клацал когтями по паркету, прикрывая наши тылы.

В глубине квартиры за раскрытой дверью виднелась спинка зубоврачебного кресла. В нем и нашли Жеку. Исстрадавшийся больной успел повязать себе на шею салфетку и невнятно орал:

– Руите!

Это не все. Кресла было два, и во втором лежал Скорятин Борис Михайлович. Я узнал его только по лысине и мятому пиджаку на вешалке. Жекина распухшая щека выглядела жалким прыщиком по сравнению с двумя дынями Скорятина. Щеки его были шире плеч. Глаза и нос утонули в них, как гвоздики в диванной обивке. Из отверстия в этой невероятной харе торчала трубка. Насосик, чавкая, выбрасывал в сток розоватую от крови слюну. В плевательнице валялись три вырванных зуба. Я не заметил на них ни червоточинки: образцовые были зубы, отбеленные, как сахар.

Мы с Зойкой переглядывались, немо разевая рты. Вошла женщина и договорила:

– Написано же, приема не будет! А вы ломитесь, да еще собаку привели!

– РУИТЕ!!! – взревел Жека.

– Гав! – потребовал Гражданин Собакин.

Я попросил:

– Рваните вы ему этот зуб. Молочный же, секунда – и готово. Дольше будете нас выпроваживать.

– За молочный двести рублей, – предупредила женщина.

Я полез по карманам. А женщина, оглядываясь на Скорятина, пшикнула Жеке в рот из баллончика, взяла щипцы и вынула зуб легко, как семечко из подсолнуха.

– Погоди. – Она отвела мою руку с деньгами. – Звонок отключить сможешь?

Я сказал:

– Конечно. Если кусачки найдете.

Она дала зубоврачебные, жуткие на вид. Обернув их большой салфеткой, чтобы не ударило током, я встал на стул и перекусил проводок.

– В расчете, – кивнула женщина, выпроваживая нас за дверь.

Щелкнул замок. Мы слышали, как она громко сказала:

– Борик, если не поможет супрастин, я вызову «Скорую»!

Весь визит к стоматологу, включая разглядывание Скорятина и перекусывание проводка, уложился минуты в две. Мы еще плохо соображали, что произошло. Жека молчал – с замороженным ртом не поговоришь.

– Легче тебе? – спросил я.

Брат пожал плечами. Его поросячья щека не стала меньше. Кожа на ней натянулась, и нос уехал набок.

Про Скорятина Зойка авторитетно сказала:

– Аллергия. Некоторых от укуса пчелы так раздувает, что могут задохнуться.

Я сомневался. У Жеки аллергия на шоколад, а он все равно нет-нет да и налопается конфет. Пока сидишь с ним в очереди к врачу, насмотришься на всяких аллергиков: и на сопливых, и на слезливых, и на распухших. Но таких рож, как у Скорятина, просто не бывает. Разве что в мультиках. Нет, что-то здесь другое…

У меня еще тряслись поджилки после бешеной езды. На велосипед было противно смотреть, а не то что садиться. Зойка, похоже, чувствовала то же самое. Не сговариваясь, мы пошли пешком, и это спасло нам жизни.