– Да, точно! – говорю я.

Это действительно смешно. Согласно данной гипотезе, Советский Союз проник на нашу территорию и провел что-то вроде генеральной репетиции полномасштабного вторжения в Швецию, похитив население целого города.

Я пожимаю плечами.

– Честно говоря, у меня нет никаких конкретных контраргументов против нее. Я чуть ли не надеюсь, что это правда. А вдобавок, какая сенсация!

Эмми смеется. Это снова выглядит так знакомо, что пробуждает во мне приятные воспоминания. Я стараюсь быстро избавиться от них.

– То есть, собственно, нет ни одного приличного объяснения? – спрашивает Роберт.

– Да. Поэтому это так и осталось загадкой. Почти пятьсот человек, исчезнувших без следа… никто не знает, живы они или мертвы. А также покончили ли они с собой, заболели или покинули город добровольно. Никто не знает, почему бедняжку Биргитту Лидман забили камнями до смерти. И чьего младенца нашли в школе, и почему его оставили.

После моих слов воцаряется странная гнетущая тишина, словно истина, скрытая в них, до глубины души тронула нас всех.

– Они, скорее всего, умерли, не так ли? – тихо говорит Эмми, что абсолютно не свойственно ей, привыкшей выражаться громко и уверенно.

– Похоже на то, – перевожу дыхание. – По крайней мере, я так считаю. Но мне неизвестно, как… или почему. Надеюсь, мы найдем что-нибудь, способное пролить свет на это дело.

Макс кивает. Туне сидит абсолютно неподвижно. Посмотрев на ее лодыжку, я вижу, что брючина немного задралась и видна кожа над повязкой – красная, воспаленная. Она не съела весь поджаренный хлеб – один недоеденный подгорелый кусок лежит рядом с ней, остывая на земле.

– Тогда у нас есть цель на завтра, – говорит Эмми, уже своим обычным голосом. Встает и протягивает руку Роберту, который берется за нее и тоже поднимается. – Я пойду ложиться. Увидимся утром.

Роберт кивает нам и следует за ней к их фургону.

Макс смотрит на меня, удивленно приподнимая брови.

– Боже, – ворчит он тихо, чтобы его слова не могли услышать Эмми и Роберт. – Еще даже нет девяти.

Я смотрю на Туне. Ее губы напряженно сжаты; под глазами темные пятна, словно она трогала лицо испачканными сажей пальцами.

– Думаю, всем нам, пожалуй, тоже стоит пойти и лечь, – предлагаю я. – У нас был трудный день.

Туне молчит.

– Что скажешь? – спрашиваю я. Она удивленно поднимает глаза, словно услышала меня только сейчас.

– Пойти и лечь? – повторяет. – Да. Пожалуй, это хорошая идея.

Я поднимаюсь, сворачиваю свой туристский коврик, а потом протягиваю Туне руку. Этого недостаточно, и мне приходится обхватить ее за талию и поднять, что оказывается труднее, чем я ожидала. Она всей тяжестью наваливается на меня.

– Спокойной ночи, Макс, – говорю я через плечо. – Хорошего тебе сна.

Вижу, как он смотрит нам вслед, потом вытягивает руку, собираясь добавить еще одну палочку в огонь, и отворачивается.

Я помогаю Туне залезть в палатку и застегиваю за нами молнию. Потом обнаруживаю, что под руками у меня сыро. Маленькая электрическая лампочка, горящая внутри, быстро помогает мне понять, что Туне вся мокрая от пота. У меня начинает ныть живот, когда я вижу, какое бледное у нее лицо.

Я чищу зубы, в то время как она молча стаскивает с себя джинсы и надевает кальсоны, чтобы не замерзнуть ночью. Вижу, как каждое ее движение отдается болью в ноге.

Я высовываю голову из палатки, чтобы сплюнуть пену от зубной пасты, и вздрагиваю, когда обнаруживаю Макса, стоящего прямо передо мной.

– Извини! – говорит он приглушенно, улыбаясь. – Я не хотел пугать тебя.

– Все нормально, – отвечаю я и вытираю рот. – В чем дело?

– Ты не могла бы одолжить мне зубную пасту? – спрашивает он. – Я не могу найти свою.

Я смотрю через плечо в глубь палатки и тянусь к огромному дорожному несессеру, нашему с Туне. Он содержит все, от пластыря и зубной пасты до шампуня.

– Возьми сам, – говорю, протягивая ему несессер. – Подожди, а ты разве не чистил зубы до этого?

Макс виновато ухмыляется, роясь в нашей сумке. Ему приходится сесть на землю перед палаткой и воспользоваться телефоном в качестве фонарика, чтобы найти пасту. Я не могу сдержаться и при его тусклом свете пытаюсь проверить, желтые у Макса зубы или нет, но это трудно понять.

В конце концов он извлекает нужный тюбик и выдавливает половину его содержимого себе в рот, а потом мямлит «спасибо» и протягивает несессер назад мне.

Я смеюсь.

– Ложись спать, черт побери, – говорю и, сложив губы трубочкой, посылаю ему воздушный поцелуй, после чего снова прячусь в палатке.

– Могу я взять несессер? – спрашивает меня Туне.

– Естественно, – отвечаю я и протягиваю его ей. Затем надеваю толстые колготки и смотрю на нее. – Послушай… – говорю, помедлив.

Туне замирает и таращится на меня.

– Да?

– Может, нам стоит отвезти тебя в больницу? – спрашиваю. Каждое слово дается мне нелегко, но я чувствовала бы себя еще хуже, не задав этот вопрос. – Конечно, Туне, я знаю, что ты сильный человек, но тебе же больно. И потом, а вдруг у тебя действительно перелом? Который неправильно срастется…

Она поджимает губы и качает головой.

– У меня его нет, – отрезает она. – Это просто вывих, пусть и сильный.

– Ты уверена? – спрашиваю я с сомнением. – Нога выглядит не лучшим образом.

– Я в состоянии понять подобное, – ворчит Туне. – Не хочу ехать в больницу, в этом нет необходимости.

Она продолжает рыться в несессере, стараясь не встречаться со мной взглядом.

– Я не хочу, чтобы ты оставалась здесь ради меня. Мой фильм не важнее твоего здоровья.

Сейчас она смотрит мне прямо в глаза.

– Это не твой фильм, Алис. Ты не единственная, кто много инвестировал в данный проект. Ты не единственная, кто волнуется за него.

Это звучит достаточно убедительно, чтобы заставить меня замолчать.

Туне выдавливает зубную пасту на щетку и чистит зубы, в то время как я придаю своему свитеру форму подушки и обматываю его снаружи туристским ковриком.

Мы обе залезаем в наши спальные мешки и застегиваем молнии. Я выключаю лампу.

– Спокойной ночи, – говорю тихо и слышу в ответ столь же приглушенное «спокойной ночи».

Возможно, Туне права относительно того, что это не столь опасно, и я напрасно беспокоюсь. Она же взрослая. Мне просто надо поверить, что она знает саму себя лучше, чем я.

В конце концов, нам не угрожает никакая катастрофа. Вопреки всему, мы пока выдерживаем график. До сих пор все оборудование функционировало нормально. У нас получилось несколько по-настоящему шикарных фотографий; они явно помогут нашим попыткам получить финансирование как через Интернет, так и посредством грантов. Эмми ведет себя прилично, а я держу под контролем свои чувства по отношению к ней.