Пенелопа всхлипнула – и пробормотала:

– Эван – мой первый парень.

Грейси снова кивнула и тихо спросила:

– И он первый мальчик, которого ты полюбила, верно?

– Да, верно, – сказала Пенелопа, глядя в окно. Паника, поначалу охватившая ее, сменилась чувством облегчения – наконец-то можно было хоть кому-то рассказать правду. Судорожно сглотнув, она добавила: – И он разбил мне сердце.

– Ох, милая моя… – проговорила Грейси, с сочувствием глядя на собеседницу.

А Пенелопа чихнула – и вдруг почувствовала себя ужасной дурой. Ну разве можно плакать из-за того, что случилось много лет назад? Смахнув салфеткой слезы, она сказала:

– Это случилось уже очень давно. И давно закончилось. И вообще, мне не следовало рассказывать тебе все это. Не хочу, чтобы кто-нибудь знал.

– Я никому ничего не скажу, обещаю, – заверила ее Грейси. – Но помяни мои слова: ничего у вас не закончилось, ясно?

Как раз этого Пенелопа и боялась. Они с Эваном взбаламутили то варево – и теперь оно обязательно выплеснется из котелка, выплеснется рано или поздно.

Ланч с братьями проходил гладко, пока Шейн вдруг не спросил:

– Ты уже подумал о своих планах?

Эван замер на мгновение. Отодвинув от себя тарелку, пробурчал:

– О каких таких планах?

– Полагаю, тебе необходимо чем-то заполнять свое время, – с невозмутимым видом пояснил Шейн. – Скажи, думал ли ты уже об этом?

– Нет. – Эван стиснул зубы и уставился в окно. Конечно, он думал об этом. Да так ничего и не придумал. Будущее по-прежнему казалось ему пустым и бессодержательным. Он не знал, чем будет заниматься. Знал только одно: вся его жизнь – это игра в мяч.

И теперь, чем больше он тренировался и чем крепче становился, тем сильнее тосковал по игре. Самое же ужасное заключалось в том, что та травма никак не повлияла на него физически. Более того, он уже сразу после травмы чувствовал себя прекрасно, прямо-таки великолепно. Именно поэтому и начал тогда пьянствовать. И даже теперь иногда поздно ночью, когда никак не удавалось заснуть, ему ужасно хотелось вернуться к тому состоянию полного онемения.

Но кое-что удерживало его от этого.

Джеймс помассировал переносицу под очками и, снова нацепив их на нос, проговорил:

– У него есть деньги и время. Так что он разберется. – И в этом был весь Джеймс – настоящий миротворец.

Что ж, в каком-то смысле Джеймс был прав. Ведь если удачно вложить деньги, то ему, Эвану, больше никогда не придется работать – ни единого дня. И он бы не удивился, если бы обнаружилось, что Шейн ждет от него именно этого. Но Эвана такая жизнь совершенно не привлекала. Да, конечно, вне поля он изображал из себя плейбоя, но на самом-то деле работал как проклятый. Именно поэтому он теперь не знал, к чему приложить силы, куда направить энергию.

– Я не думаю, что ему полезно бездельничать всю оставшуюся жизнь, – заметил Шейн.

– Я – вне сферы твоей ответственности, – пробормотал Эван.

Шейн с невозмутимым видом пожал плечами.

– Я просто пытаюсь тебе помочь, вот и все.

– Можешь этим не заниматься, – отрезал Эван.

– Но мы – твои родные, – веско произнес Шейн. – Может быть, тебя заинтересует какая-нибудь должность в моей компании?

Джеймс поморщился и сокрушенно покачал головой.

– Шейн, похоже, ты не знаешь, когда следует помолчать.

Старший брат искренне удивился.

– А что такого я сказал? Всего лишь сделал ему предложение…

Тут Эван не выдержал и в раздражении проговорил:

– Я не нуждаюсь в твоей благотворительности, Шейн. И не нужно меня спасать. За прошлый год я заработал пятнадцать миллионов долларов.

– Я уверен, что Шейн ничего такого в виду не имел, – поспешно сказал Джеймс.

– Еще как имел! – Эван в бешенстве взглянул на старшего брата. – Неужели не можешь от меня отстать? Я знаю, что ты – наш спаситель и все такое… Но ты забываешь, что я выбрал свой собственный путь. И я ничего тебе не должен. Так что оставь меня в покое, черт тебя возьми!

Шейн помрачнел и тихо проговорил:

– Почему ты неправильно воспринимаешь все, что я тебе говорю? Тебе и слова нельзя сказать…

– Потому что каждое свое слово ты произносишь покровительственно и свысока – вот почему!

Брови Джеймса сошлись над переносицей, и он тихо сказал:

– Давайте-ка лучше успокоимся. Вы оба слишком уж разгорячились.

Шейн махнул рукой в сторону Эвана и сквозь зубы процедил:

– Ты проводишь свои дни в депрессии, понапрасну растрачивая время. А я всего лишь предлагаю тебе поставить перед собой хоть какую-нибудь цель.

Эван сделал глубокий вдох – и шумно выдохнул. Подобные разговоры всегда заканчивались плохо, и если он не положит им конец, то все станет еще хуже… Сунув руку в карман, он вытащил деньги и сказал:

– Пожалуй, мне пора.

– Нет, не уходи. – Джеймс покачал головой.

Эван бросил на стол стодолларовую банкноту – он вовсе не нищий! – и, поднявшись пробурчал:

– Увидимся попозже. – С этими словами он покинул заведение.

Ушел, чтобы сидеть у себя в квартире и тупо смотреть в стену, думая о беспросветном будущем.

Джеймс явился к нему спустя пять часов. Явился, держа в руке пакет с едой из китайского ресторана. Эвану хотелось побыть в одиночестве, и, будь это Шейн, он просто выставил бы его за дверь, но выгнать Джеймса никак не мог.

– Зачем ты пришел? – спросил он со вздохом.

– Я просто подумал, что тебе не помешает компания. – Оказалось, что у Джеймса было целых два пакета.

– Вообще-то ты прав. – Эван отступил от двери, пропуская брата в квартиру.

Джеймс сразу же прошел на кухню, явно чувствуя себя здесь как дома. Из второго пакета он вытащил игру для «Иксбокс» и сообщил:

– Я принес новую «ГТА».

Эван невольно улыбнулся. Вот поэтому-то никто никогда не выгонял Джимми. Тот всегда понимал, что человеку требовалось в данный момент.

Усевшись на диван, Эван взял джойстик и проговорил:

– А я как раз собирался ее купить.

– Теперь не придется. – Джеймс прошелся по кухне и загремел тарелками и приборами, вытаскивая их из шкафов. – Может, пива?

Эван нахмурился и проворчал:

– Выходит, ты, как и наш старший братец, считаешь меня запойным алкоголиком?

Ответа не последовало. А через минуту, присев рядом с ним, Джеймс протянул ему тарелку, наполненную любимой Эваном пряной говядиной. На столик же поставил две бутылки с пивом.