В распоряжении людей оставалась только усыпанная галечником ложбина, где можно было добыть воду (и то неизвестно, до каких пор), но совершенно отсутствовала пища. О том, что здесь уже неоднократно пытались найти приют различные живые существа, свидетельствовали многочисленные фрагменты их скелетов. Попадались во рву и голые древесные стволы, высохшие до костяной твердости и легкие, как пробки. Хотя Артем еще не знал, как их можно будет использовать в будущем, но на всякий случай решил запомнить место, где те лежали.

«Интересно, как далеко тянется это высохшее русло, — подумал Артем. — Далеко ли по нему можно дойти? Если Надежда права и этот лес, вместе со всей населяющей его шушерой, есть сооружение чисто фортификационное, строители должны были позаботиться об отсутствии в нем уязвимых мест. И тогда, сделав огромный круг, мы вернемся на прежнее место. Если, конечно, сто раз не погибнем до этого. Или упремся во что-то непроходимое — болото, пустыню, еще одну каменную стену. Короче, ни вправо, ни влево дороги нет. Значит, или назад — на скалу, или вперед — в лес». (Неумолимая мерзавка-логика ехидно подсказывала еще один путь, наиболее вероятный из всех возможных — сюда, на камушки, кучкой белых костей.)

Одна такая кучка как раз виднелась впереди — приплюснутый с боков шар черепа, до половины ушедший в песок, и остатки костяка, очень похожего на человеческий. Подойдя поближе, Артем подцепил череп концом стержня. Что-то едва слышно щелкнуло, раздалось короткое гудение, похожее на то, которое издает электрический ток, проходя по обмотке трансформатора, и в височной кости образовалось круглое аккуратное углубление.

Артем чуть не сел от неожиданности.

Затем он опустился на корточки и, низко наклонившись над черепом, принялся тыкать в него концом стержня с разной силой и под разными углами. Довольно скоро выяснилось, что круглую отметку оставляет тонкий, полый изнутри буравчик, появляющийся из стержня в момент касания с костью. Вспомнив легкую боль от укола, который нанес ему когда-то мрызл, Артем приставил палец к тому месту, откуда выскакивал режущий инструмент.

Все случилось так, как он и предполагал — щелчок, гудение, укус боли, круглая, быстро заполнившаяся кровью рана.

В следующей серии экспериментов Артем выяснил, что стержень-стилет реагирует только на органическую материю, пусть даже и мертвую. Образцы ткани объемом примерно в два кубических миллиметра бесследно исчезают внутри этого загадочного прибора. Срезы кости и кожи берутся инструментами разного типа. Откуда поступает энергия, питающая стержень, неизвестно — по крайней мере сотый укол он произвел так же безотказно, как и первый.

«Значит, так, — подумал Артем. — Мрызлы взяли у меня и Надежды пробы ткани. Скорее всего, на предмет анализа генетического кода. Произошло это совершенно случайно. Наверное, они тычут этой штукой в каждое попавшееся им неизвестное живое существо. Действительно, не спрашивать же документы у каждого встречного-поперечного. Затем анализы попали куда следует, но, правда, не сразу. Иначе и охота за нами началась бы без промедления. Адракс, старая лиса, узнав о случившемся, весьма огорчился. Уж он-то сразу понял, что к чему. Неясным остается вопрос, кто именно был объявлен в розыск, я или Надежда. А может, мы оба? В комплекте, так сказать. Тогда почему после сражения с мрызлами нас вроде бы оставили в покое? Испугались клинка? Ну, это вряд ли. Тем более, что Адракс, присвоив оружие, быстренько смылся. Решили без хлопот и пролития крови заманить нас в ловушку? Если так, то этот план полностью удался».

Еще раз глянув по сторонам, Артем двинулся в обратный путь. Углубившись в размышления, он не обратил внимания на то, что зной спал, а вокруг быстро темнеет. Небо над кромкой леса еще оставалось ослепительно голубым, а из-за каменной стены уже наползало одетое в фиолетово-серые лохмотья ненастье. Забарабанили редкие крупные капли. Артем прибавил шаг. Дождь то усиливался, то ослабевал, как будто кто-то неумело регулировал краны небесного душа — и вдруг полил, как из ведра. Догоняя Артема, по дну рва хлынул бушующий поток. Мимо проплыло бревно, похожее на дохлого осетра. Река, возникшая как по мановению волшебной палочки, набирала силу.

Внезапно с горных карнизов обвалом рухнули массы воды. Река взревела, как слон-самец, прищемивший интимное место. Накатившаяся волна сбила Артема с ног и поволокла вслед за собой.

Воды он не боялся — ни глубокой, ни мелкой, ни тихой, ни бурной, но сейчас, когда все его мысли были заняты судьбой Надежды, едва не захлебнулся. К счастью, дождь кончился так же внезапно, как и начался. Река, быстро мелея, протащила Артема еще с сотню метров и, иссякнув, оставила лежать на мокрой гальке.

Растерянно озираясь, он вскочил. Такое развитие событий никак не входило в его планы. Только теперь он окончательно осознал, как дорога ему Надежда и как неотвратимы бывают удары судьбы. Надрываясь, Артем закричал: «Эй! Эй! Где вы?..» Поднимая фонтаны брызг и оскальзываясь, он побежал вперед, заглядывая во все встречные промоины.

Вот-вот ожидая наткнуться на посиневшее, бездыханное тело Надежды, прибившееся к какому-нибудь валуну, он был несказанно, почти обморочно поражен, увидев ее живой и здоровой, бодро шагающей навстречу ему в сопровождении Калеки.

— А ты знаешь, — сказала она, лизнув Артема в щеку, — Калека мне жизнь спас. Чуть только начался дождь, он взвалил меня себе на плечо и словно бешеный кинулся на скалу. Как он туда забрался, до сих пор не могу понять. — Она указала на каменный выступ, расположенный чуть повыше отметки, оставленной на стене волнами разбушевавшейся реки.

— Ну, спасибо! — Артем в порыве благодарности попытался обнять Калеку, но после нескольких безуспешных попыток ограничился тем, что похлопал его по плечу. — Молодец! Век тебя не забуду!

Кто объяснит, почему так сладострастна и неутолима любовь в обстоятельствах, совершенно к любви не располагающих — любовь с оглядкой, любовь в двух шагах от опасности, любовь с горчинкой смерти? Что это: способ отрешиться от жестокой реальности и хотя бы на краткий миг забыться, растворившись в любимом существе, или инстинктивная попытка смертника дать начало новой жизни, продлив через нее свое существование на этом свете? Жизнь, любовь и вино по-настоящему начинаешь ценить лишь тогда, когда всего этого остается на донышке.

Забыв о голоде и угрозе нового наводнения, они целовались на виду у злобно затаившегося леса, среди бесплодного камня и мертвых костей. Они то ласкали, то терзали друг друга — и ласки эти доставляли им сладкую боль, а муки — острое, волнующее наслаждение. Артем сам поражался — откуда только у него берутся силы — наверное, неистовая энергия, всегда овладевавшая Надеждой в такие минуты, передавалась и ему. Страсть несовместима с рассудком, но какой-то незамутненной частицей разума, в краткие моменты передышки он сознавал — что-то здесь не ладно, люди не могут так любить, как могут любить только дикие кошки, в порыве нежности буквально грызущие друг друга, да еще демонические существа инкубы и суккубы, спаривающиеся с людьми ради торжества дьявола.

А Надежда действительно была похожа на маленького демона. Кости Артема хрустели в ее объятиях, а поцелуи жгли, как раскаленные угли. Она то валялась у него в ногах, то вскакивала на него верхом. Она могла быть шелком и железом, отравой и сахаром. Совсем недавно став женщиной, она, казалось, знала о любви все на свете.