– Ну а если действительно кто-нибудь войдет?

– Нет, – твердо сказал Грановский. – Дверь заперта на ключ. А ключ есть только у меня. Через эту дверь идет холод. Здесь очень приятно находиться в жаркие летние дни. А вот с наступлением холодов – нет. В катакомбах всегда постоянная температура не выше 10 градусов по Цельсию. А в холодные месяцы в моей мастерской температура опускается до пяти градусов. Вот как сейчас. Но я люблю холод. Он мне не мешает. Наоборот, заставляет думать.

Расхаживая по большой мастерской, Володя с увлечением рассматривал картины. Грановский действительно был очень талантливым и серьезным художником.

– Вы уже слышали историю моей жены? – неожиданно спросил Грановский, и Володя растерялся.

– Ну… да… не совсем…

– Конечно, слышали. Сплетни ходят по всему городу. И я никак не могу им помешать. На самом деле, я никого не собирался спасать. Я просто влюбился в эту милую, несчастную девочку, которая с отчаянной стойкостью сопротивлялась судьбе.

Ну вы же видите, что я намного ее старше. Поначалу мне действительно хотелось спасти ее от такой страшной жизни. А потом – потом я безумно влюбился в нее, забрал из этого ада, воспитал. Вы увидели, какой она стала. Никто не скажет, кем она была, если не знает ее истории. Это потому, что душа у нее невероятно чистая, а грязной ее сделала жестокая жизнь, которая бывает невероятно страшной и злой. Моя Матильда – самый яркий пример того, что никогда не надо судить людей и судить о людях по тому, что вы найдете в их прошлой жизни. Я рассказываю вам это потому, что хочу, чтобы вы знали, как все произошло…

Когда Грановский это говорил, лицо его было невероятно выразительным и одухотворенным. Он действительно безумно любил свою жену. Но Володя промолчал. Он категорически не был согласен с ним.

Несмотря на всю изящность и аристократичность Матильды, от которой попросту нельзя было оторвать глаз, Володя имел свое мнение по этому поводу. И он твердо знал, что никогда не смог бы поступить так, как поступил Грановский.

Но Володя все же был слишком хорошо воспитан, чтобы высказывать свое мнение там, где его не спрашивают. А потому, промолчав, он принялся, расхаживая по мастерской, рассматривать картины.

Внезапно его внимание привлекло знакомое женское лицо. Володя остановился напротив портрета, на котором в виде античной нимфы была изображена… мадам Коган.

– Вы знаете эту даму? – небрежно спросил он.

– Очень хорошо, – Грановский улыбнулся. – Это мадам Коган, жена богатейшего человека Одессы, торговца колбасой Когана. У меня недавно был с ней роман.

– Как это? Ведь вы так влюблены в свою жену…

– Одно другому не мешает. Тем более, Матильда ничего не знает об этом. Месяца два назад мадам Коган заказала мне портрет, мы стали часто встречаться. От скуки всё и произошло. Расстался я с ней, когда понял – наши отношения, с ее точки зрения, всего лишь месть ее мужу. Кроме того, я был не единственным ее предметом. Кажется, у нее был еще какой-то брутальный бандит с Молдаванки. Местный король…

– Вот как, – задумчиво протянул Володя, вглядываясь в лицо мадам Коган, которое показалось ему теперь совершенно другим.

Утром он выложил всё это Полипину.

– Выходит, она наняла бандита, чтобы избавиться от своего мужа, – подытожил Володя, – таким образом, мужа убила она.

– Вилами по воде писано, – хмыкнул Полипин. – То, что жена Когана была любовницей художника Грановского, еще не доказывает, что она убила собственного мужа. Что за бандит, как зовут, где встречались, кто может доказать? Не всё так просто!

– Ее надо арестовать и как следует допросить! – горячился Володя. – Я чувствую, что именно она виновна в убийстве мужа!

– Ой, только не делай мине за вырванные годы! – взорвался Полипин. – Ты пойдешь с этим к Бочарову? Вот и я не пойду! Ша, отстань! – Не выдержав, он даже показал рукой Володе, куда ему надо идти.

Двое подгулявших биндюжников, с рассветом вывалившись из кабака в районе Средней, на Староконке, горланили песни так громко, что со второго этажа дома их окатили ведром воды. Холодный душ несколько умерил музыкальный пыл гуляк, и, завернув к Градоначальницкой, они пошли вниз, к балке, там, где в яме на Балковской улице, в районе Дюковских дач, располагалось депо поездов.

Там, в депо, в старых, отслуживших вагонах местные деляги устроили подобие ночлежки, где за пару копеек можно было переночевать. А утром даже найти что-то вроде работы на станции – ну, к примеру, разгружать вагоны, или взвешивать грузы, ну или еще что-нибудь подобное.

Впрочем, биндюжники не столько нуждались в работе, сколько мечтали встретить веселых друзей, с которыми можно было скоротать за дешевой выпивкой остаток ночи. Жили они оба на Мясоедовской, идти до дома было достаточно далеко, а до ямы – рукой подать. А потому, прийдя в себя после ледяного душа, вместо того, чтобы через весь город переться к себе домой, они решили пойти вниз, в ночлежку на яме.

Поросший травой крутой спуск уходил в сплошную темноту, так что биндюжникам приходилось на ощупь спускаться по вырезанным в камне ступенькам.

– Слышь, Митяй, здесь столб стоял, – вдруг сказал первый, спускающийся впереди своего спутника между убогих, темных хибар, на склонах холма лепившихся одна к другой.

– Ша! Не было здесь никакого столба, шо ты еще выдумал, – отрыгнув, огрызнулся Митяй, и вдруг добавил как бы не к месту: – А ты мне 10 копеек должен.

– За шо это 10 копеек? – очнулся первый, но тут же сбился с темы: – Да вот смотри: столб, видишь? Вот столб, дурья твоя башка!

– А мне-то шо с твоего столба? Он все равно не горит! – невозмутимо ответил второй.

– Слышь, ты… – не унимался первый. – Смотри, там мужик у столба стоит.

– Ну и шо мне с того мужика?

– Давай подойдем, вдруг угостит папироской!

– А если не угостит?

– Сами возьмем! – Не сговариваясь, биндюжники направились, как могли, к маячевшему перед ним человеку под столбом.

Темный столб, видневшийся на вершине холма, освещался убогим огоньком, светившим из утлой хибарки в камне. И в свете этого тусклого лучика действительно можно было разглядеть высокую, долговязую фигуру человека, который неподвижно застыл у столба.

Биндюжники изменили маршрут и, вместо того чтобы спускаться вниз, пошли по тропке наискосок, к столбу.

Они подошли к человеку со спины.

– Слышь, мужик, огоньку не найдется? – прокашлялся первый, ну а Митяй без лишних слов толкнул человека в спину.

Тот не пошевелился. При этом спина его показалась Митяю почему-то странно твердой.

– А ну посвети! – скомандовал он.

Пока биндюжники искали спички, завалявшиеся где-то в карманах, пока чертыхались, зажигая огонек дрожащими руками, человек у столба по-прежнему оставался неподвижен.