Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Яркий сигаретный огонек едва заметно подрагивал.
Совсем незаметно к выжившим прильнул Зевс. Он все это время ошивался у здания, намеренно не подходя к трупам. Теперь же, когда мертвецы скрылись под землей, он увалился на ноги, к севшему на небольшой бетонный блок, Егерю.
— Да, зверюга, ты Рома не любил… — грустно улыбнулся Егерь, поглаживая питомца, — всё таскал у него еду да рвал комбинезон…
Пёс жалостливо заскулил. Потом свернулся в клубок и закрыл свои блёклые глаза.
— Подкинь дров.
Через несколько минут костёр воспылал с новой силой. Стало тепло и уютно. Если вообще можно чувствовать себя уютно, сидя рядом с десятком похороненных тел.
— Я вижу любопытство в твоих глазах, — наконец, продолжил Егерь, — что-что, а знать про прошлое своего дядьки ты всяко разно должен. Но вот рассказывать про него и Рома по отдельности — задачка ещё та. В общем, слушай…
2
— Я больше не собираюсь здесь ошиваться… — ворчал Артем, поигрывая стаканом, в котором плескалось туда-сюда самодельное деревенское пиво, что наловчились делать местные. — У меня там, в Сибири, мальчонка вот такой махонький живет с тёткой уже какой год, а я здесь просиживаю штаны!
— Успокойся, Тема, — вмешался Ром, — ты же знаешь, что зимой ехать так далеко — не лучшая затея.
— Да? — продолжил Хриплый, наклонившись к щетинистому лицу своего друга. — А вот гнить здесь, мерзнуть от ночных холодов, бездумно таскаться по этой богом забытой деревеньке и смиренно ждать, пока окочуришься — идея в самый раз!
Ром по своему обычаю сложил руки на груди, немного качнулся на скрипучем стуле назад, чтобы глянуть в раскрашенное зимними морозами окно.
— Да, осталось только смотреть как царевна в окошко, ожидая когда прынц на белом коне приедет! Правда, ты и коня в такую погоду не увидишь, — усмехнулся Артем, опрокинув стакан пива.
Жидкость приятно обожгла рот, отчего он невольно замолк на какое-то время.
А за окном и правда была непогода: выл ветер, перемешивая и закручивая падавший с неба огромными хлопьями снег. От окна веяло диким холодом, к которому мы, впрочем, давно привыкли.
— И всё-таки, куда ты собрался, Тёма? — нахмурил свои большие брови Ром. — Утонуть в снегу?
— Да пошел ты, Витя! — засипел второй. — Я на Второй Чеченской из плена один выбрался, а потом еще несколько дней до наших волокся почти шо голый! Думаешь меня снег остановит?
Он плавным движением вынул очередную бутылку из-под стола, небрежно откинув прошлую в сторону. Та с глухим звуком шмякнулась об пол и укатилась в угол. Из запотевшего горлышка забурлила водка.
— Тебе не хватит? — усмехнулся Ром, утерев красный, сломанный давным-давно нос, будто бы сложенной надвое.
— Этого? — фыркнул Хриплый, раскинув руки над тремя опустошенными бутылками. — Мы с тобой в пятом классе что ли?
— Дамиру по-моему хватило.
— А, да ты же знаешь его занудство! Как сели выпить, отдохнуть, так он сразу язык откусил и сидит, как бес на нас пялит. — Хриплый хмурым взглядом окинул меня.
Я курил, сидя рядом с ними, лишь немного откинувшись назад.
— Слышь, мсь-е, ты пить-то будешь?
Я молча кивнул.
— Да, и вправду немой… — продолжил Артем, утирая капли пива с седеющих усов.
Скоро Хриплый совсем опьянел. Он стал упорно доказывать, что в одиночку, без ромовой «Шишиги» дойдет не то что Иркутска, он к Владивостоку добредет.
— Ну да, ну да! — парировал Ром, ударив кулаком о еловый стол. — Я помню, как ты точно также уверял нас с Дамиром, что зима тебе нипочем, а после мы нашли тебя пьянущим в стельку около свиного амбара.
— Ай… — Артем смущенно махнул рукой, облокотившись на стол. — Шёл бы ты!
Метель усиливалась, но от того приятней было сидеть здесь, в небольшом уютном домике, рядом с большой, отдающей теплом русской печкой, среди близких мне людей.
Я знал, что так не может больше продолжаться. Мы мариновались в этой деревеньке уже больше трех лет, но так и не смогли выбраться за периметр. Не знаю, что нас останавливало, ведь Хриплый уже через год стал подначивать нас с Витей на этот марш-бросок. Мы все отнекивались, говорили, что еще не все готово и сначала он даже верил. Но теперь, когда Шишига готова, стволы, еда и одежда приготовлены, незачем сидеть здесь, в Туле, селе на берегу змеиной реки Оби.
— Ну и где этого засранца носит? — возмутился Хриплый, морщась от горечи водки.
— Да, что-то долго его нет. Давить водку без закуси — нехорошо, — дополнил Витя, осматривая запотевший стакан. — Плесни ещё.
Так они и ворчали, словно старые деды, пока внезапно дверь не распахнулась, впустив за собой языки холода.
Артем тут же обернулся, оторвав губы от стакана с выпивкой. Ром тоже оглянулся, но после сразу же вернулся в исходное положение, словно ничего не произошло.
— Ну неужели! Припёрся!
Я развернулся. На пороге стоял Костя.
— Да, а вы тут уже без меня четвертую чекушку откупорили! Нельзя вас тут одних оставлять, — сказал он, поглядывая то под стол, то на красного, как помидор, Хриплого, то на Рома.
Одет Костя был в теплую зимнюю дублёнку, сделанную местным мастером на заказ. На удивление, за три года беспрерывного использования, она ни разу не рвалась. На лицо он натянул себе теплый шарф, цвета седины, а на голове красовалась знакомая шапка-ушанка с красной звездой СССР.
Костя скинул пузатый рюкзак на пол и принялся раздеваться.
Артём вскочил с места и, дойдя до двери, зло схватил рюкзак.
— Давай быстрей, Костян, пока Хриплый не расплылся! — хохотнул Витя.
— Я? — Артём выпучил глаза. — Это ты через пару рюмок стухнешься!
— Да ладно, мужики, щас вы тут все сопьётесь, мне с кем разговаривать потом? — улыбнулся Костя, стянув с себя шарф.
Показалось доброе, чистое юношеское лицо. Глаза отдавали малахитом, давно не стриженные русые волосы свалились до бровей. Больше всего выделялся длинный и острый нос, покрасневший от лютого сибирского мороза. Роста он был среднего — чуть больше Хриплого. На лице его часто сияла улыбка и иногда мне казалось, что он — это я до войны. Не нюхавший смерти, боли, отчаяния и ужаса, наивный паренек. Но мне лишь казалось.
Хриплый с еврейской жадностью начал вскрывать все отделы рюкзака, вытаскивая оттуда различные соленья: баночку грибов, огурцов, помидоров, несколько рыбных консерв, пару банок тушенки. Но его это не интересовало: он почти с головой нырнул в рюкзак, пока, наконец, не вынул пухлую бутылку, в которой игриво плескалась жидкость.
— Вот она! — улыбнулся Артем. — Дед Иван
