— Готова побиться об заклад, — промурлыкала Анна, прислонясь к груди Кэрни и подзуживая его снова обхватить ее за плечи, — ты этого не знал! Хотя наверняка скажешь, что знал.

Зевнув, она взглянула через залив; сумерки расползались по морской глади, как тонкая окисная пленка по ртутному пузырю.

— Я устала, но это приятная усталость.

— Тогда ступай в постель пораньше, — ответил он.

* * *

Тем вечером она выпила почти все вино, много смеялась и стянула одежду, а потом неожиданно уснула на кровати. Кэрни прикрыл ее одеялом, задернул занавески из клетчатой ткани и подключил камеру к телевизору. Выключив свет, он некоторое время бесцельно просматривал отснятые на пляже кадры. Потер глаза рукой. Анна вдруг всхлипнула во сне и проговорила что-то неразборчивое. Последние снимки с камеры, зернистые из-за недостаточного освещения, демонстрировали Анну в углу комнаты. Она успела расстегнуть пуговицу на джинсах. Груди уже оголила, полуобернулась, словно услышав что-то от Кэрни; глаза широко раскрыты, губы влажные, но устало-покорные, будто она уже знала, какая участь ей сегодня уготована.

Он остановил прокрутку, отыскал ножницы и отрезал два-три витка проволоки из купленного нынче утром мотка. Он положил их рядом с собой на столик. Разделся, вынул кухонный нож из пластиковой упаковки, отдернул одеяло и взглянул на нее. Анна лежала, свернувшись клубочком и обхватив рукой колени. Спина и плечи у нее были тонкие, как у девочки, совсем без мускулатуры, позвонки выпирали, придавая ей уязвимый вид. Лицо в профиль казалось заостренным, изможденным, будто даже во сне Анна не могла отрешиться от основополагающей загадки собственного бытия. Кэрни встал над ней, с шумом выдохнул через стиснутые зубы, испытав прилив гнева на все то, что его — и ее — сюда привело. Он уже собирался взяться за дело, но подумал, что лучше подбросить кости Шрэндер, просто для надежности.

Она, верно, услыхала, как они катятся по столику у кровати: когда он обернулся, она лежала с открытыми глазами и смотрела на него, вялая после сна, с капризным выражением на лице, а дыхание кисло отдавало вином. Глаза ее обежали нож, проволоку и восставший член Кэрни. Не сообразив спросонья, что происходит, она притянула его к себе одной рукой и попыталась повалить на себя.

— Ты меня сейчас трахнешь? — шепнула она.

Кэрни со вздохом покачал головой.

— Анна, Анна, — протянул он, пытаясь вырваться.

— Знаю, — ответила та изменившимся тоном. — Я всегда знала, что ты так со мной поступишь рано или поздно.

Кэрни осторожно высвободился и положил нож обратно на столик.

— Встань на колени, — прошептал он. — На колени.

Она неловко приподнялась и встала на колени. Вид у нее был сконфуженный.

— Я панталоны не сняла.

— Тсс.

Кэрни привлек ее к себе. Она шевельнулась в его объятиях, что-то пробормотала, у нее между ног тут же повлажнело.

— Войди в меня! — требовательно произнесла она. — Я хочу, чтоб ты тоже кончил!

Кэрни помотал головой. Он продержал ее в этой позе, в тихой ночи, до тех пор, пока Анна не зарылась лицом в подушку, устав сдерживаться. Потом откупорил бутылку вина, налил ей половину бокала и лег рядом посмотреть телевизор. Сначала Анна на пляже, потом Анна раздевается, а камера медленно ползет вдоль ее тела — вниз по одной стороне, вверх по другой; затем она заскучала, и включились новости Си-эн-эн. Кэрни включил звук как раз вовремя, чтобы услышать:

— …Тракт Кефаучи, названный в честь первооткрывателя.

По экрану пронеслись изображения космического объекта непонятной природы в неестественной палитре цветов. На вид ничего особенного. Вуаль розоватого газа с игольным ушком ослепительного света посредине.

— Как красиво! — В голосе Анны слышалось близкое к шоку изумление.

Кэрни, внезапно облившись потом, выключил звук.

— Порой я думаю, что все это чепуха на постном масле, — сказал он.

— Но как красиво! — повторила она протестующе.

— Оно на самом деле не так выглядит, — пояснил Кэрни. — Оно вообще никак не выглядит. Это не более чем картинка с рентгеновского телескопа. Набор чисел переведен в визуальный канал. Ты оглянись, — продолжил он уже тише, — в мире все так. Нет ничего, кроме статистики.

Он начал было лекцию по квантовой теории, но изумление с Анны согнать не смог.

— Ладно, забудь, — сказал он. — Суть в том, что там на самом деле ничего такого нет. Некоторые считают, что мир таков, каким мы его видим, благодаря декогеренции; но люди вроде Брайана Тэйта намерены дознаться, где математика кладет этому конец. В любой день может оказаться, что мы просто обошли область декогеренции, следуя математическими тропами, и все это… — он жестом обвел телевизор и полную теней комнату, — будет с того дня не важнее для нас, чем для фотона.

— А насколько это важно?

— Да не особенно.

— Это ужасно. Теряешь уверенность во всем. Такое ощущение, что все вокруг… — она тоже сделала широкий жест, — вот-вот вскипит и выплеснется с брызгами.

Кэрни глянул на нее.

— Это уже происходит, — ответил он. Приподнялся на локте и отпил вина. — Там, внизу, царит беспорядок, — нехотя признал он. — Пространство там вроде как ничего не значит, а раз так, то и время тоже.

Он рассмеялся.

— И это по-своему красиво.

— Ты меня трахнешь еще раз? — жалобно спросила Анна.

* * *

На следующий день он ухитрился дозвониться Брайану Тэйту и спросил:

— Ты эту чухню по ящику смотрел?

— А?

— Ну, про этот рентгеновский источник, чем бы он ни был. Я слышал, как в Кембридже кто-то болтает про Пенроуза и концепцию сингулярности без горизонта событий; бред собачий, конечно…

Голос Тэйта прозвучал скорее отстраненно.

— Не слышал я ни про какой источник, — сказал он. — Послушай, Майкл, мне надо с тобой поговорить…

Связь прервалась. Кэрни сердито уставился на телефон, размышляя про данное Пенроузом определение горизонта событий. Пенроуз считал, что там лежит не предел людских знаний, а защитный барьер, без которого нарушение законов физики выплеснулось бы во Вселенную. Он включил телевизор. По-прежнему Си-эн-эн. Ничего интересного.

— В чем дело? — спросила Анна.

— Не знаю, — пожал он плечами. — Слушай, ты не против, если мы вернемся домой?

Он отвез «понтиак» в международный аэропорт имени Логана. Тремя часами позже они уже были в полете, взбираясь в облака над побережьем Ньюфаундленда; остров с такой высоты казался плесневым наростом на глади морской. Пронзив облака, самолет вылетел к сияющему солнцу. Анна вроде бы отвлеклась от ночного происшествия. Сидела у иллюминатора, почти непрерывно глядя вниз на облака, и по лицу ее блуждала тонкая, почти ироническая усмешка; раз, впрочем, она ненадолго стиснула руку Кэрни и прошептала: