себе оправдать можно, чем он и занимался каждый день. Но бесчеловечность оправданий не терпит. Ведь она — антипод человечности.

В тот момент, когда Бута вместо ругани и подзатыльников в наказание за воровство в бешенстве стал бить дубинкой детей, куда и как попало, с человечностью он простился. Махал оружием он с такой яростью, с таким азартом, что дети метались по углам, едва успевая прикрыться, съежившись калачиками и закрыв голову. Исходя из этого, можно заключить, что либо простился с удовольствием, либо никогда ее и не имел, глубоко спрятав жестокость в ожидании своего часа. Он попадал по спине, почкам, голове и ногам. Дети орали. Но что они могли поделать? Жертвы обстоятельства и времени, отправившиеся на добычу средств для покупки футбольного мяча. Это и оказалось в данный момент самым страшным преступлением. Разобрали мотор, когда другие безнаказанно разбирали заводы. И вместо футбола получили доходчивое объяснение дубинкой.

Казематба вскочил с места, но быстро сел обратно со словами:

— А что?! Достойная замена Булавадзе растет.

И какая трагедия могла произойти, если бы не плохая физическая форма Буты. Он, задыхаясь от усталости, упал на лавочку и облокотился спиной о стену. Даже выговорить «свободны» не смог, просто указав дубинкой на дверь. Дети вылетели из комнаты, не дожидаясь, пока состояние обидчика стабилизируется. А Бута, довольный собой, вытер пот со лба. Непростая, как оказалось, у парня работа.

***

В забегаловке разливалось пиво, тарань стучала по столу, а ветераны припоминали недавний кутеж. В каждой выданной реплике чувства вихрем менялись от стыда до жажды мести. С одной стороны опирались на столб из морали, что они, сплоченно прошедшие войну, подрались на мирном мероприятии. Оппонировали морали синяки и ссадины, которые за короткий срок с лиц не сходят. Для разъяснения вопросов отправили за трезвенником Максимом Астаховичем. По нему также прошлись с двойственными настроениями. Волновало, куда он исчез и не покалечен ли в пьяной потасовке.

Зашедший в пивнушку, от которой разило запахом сушеной рыбы, надушенный мужчина в костюме с галстуком, в сверкающих туфлях и с прилизанными гелем волосами, одним своим видом ответил на один из вопросов. Заказав всем пива, сосисок, солянок, рыбы, водки, в общем всего, что мог предоставить скромный трактир на углу центрального рынка, он начал свой монолог.

— Дорогие мои ветераны, к большому сожалению, наша встреча окончилась конфузом. Я понимаю справедливо интересующие вас вопросы. Где я был во время войны или куда пропал, когда вы подрались. Отвечу, военные времена позади, их сменили послевоенные. Мог ли я быть полезен во время войны? Уверен, что нет! А если и да, то польза свелась к такому минимуму, что в копилке победы мой вклад вряд ли кто отыскал бы. Другое дело сейчас, когда экономика рухнула, блокада давит, все сожжено и разграблено. Вот сейчас я могу оказаться полезным. С кем-то я могу восстановить пансионаты, с кем-то выращивать коров, купить трактора, осваивать большие сельхоз территории. Мы можем друг другу помочь. Не скрываю, что, помимо способа сгладить вину перед вами, я вижу еще и коммерческий интерес. Но этот интерес общий — как мой, так и ваш. Что же касается моего ухода в начале драки, я максимально желал вас уважить, а некоторые из вас откликнулись оскорблениями. Останься я, то был бы самым побитым человеком того вечера. Вам стало бы от этого легче? Мне уж точно нет! Если вы позволите зарыть топор войны в землю, навсегда забыть недоразумения, возникшие между нами, я готов к дружбе с каждым из вас.

Ветераны похлопали глазами, отпили заказанного им пива, тяжело выдохнули и давай поочередно жать Максиму Астаховичу руку. На этот раз бизнесмен позволил пару рюмок водки с будущими компаньонами. Но долго не задержался. Ссылаясь на неотложные дела, заплатил за стол и оставил щедрые чаевые. А затем Максим Астахович в приподнятом настроении побрел по проспекту до отдела почты. Из Москвы отправили заказ, подарок ко дню рождения супруги Ирины Анатольевны.

Прогулявшись по мухусским улицам и решив намеченные на день дела, Максим Астахович к вечеру спешил домой. Довольный очередным удачным соглашением, каким он считал утреннюю беседу, вспоминал свои московские баталии. Где, с кем и как приходилось договариваться. От уличных бандитов до высших политических чиновников, — многих повстречал он на пути к деньгам и связям. Все складывалось хорошо. Везде выходил победителем, считая себя виртуозом с прирожденным талантом и путая тонкую грань между счастливым стечением обстоятельств и личным вкладом.

Дома Максима Астаховича встретили не песни, не танцы, не горячие блюда, а бледная, задумчивая жена. Она рассказала известные ей подробности отношений Сабины и Алиаса, не забывая приукрашивать и драматизировать. Дрогнула хватка коммерсанта, когда речь коснулась единственной дочки. Ни одной гениальной идеи, коими всегда оперировал мозг, не пришло сейчас в его голову. Максим Астахович плюхнулся в кресло и несколько часов смотрел на жену, не проронив ни слова.

***

Старая, сгоревшая мельница была окутана весьма спорными историями. Существовало несколько версий о том, кто и когда ее сжег. Даже соседи, живущие в ста метрах, противоречили в утверждениях, что же все-таки произошло. Кто говорил, что она сгорела задолго до войны, потому что ее поджег какой-то алкаш. Существовала история, что ее подожгли во время самих боевых действий, выкуривая снайпера. А оттуда сразу возникла новая, что её всем назло, уходя, поджег сам стрелок. Однако находились люди в трезвом уме и здравии, заявлявшие, что после войны они где-то год еще ходили к ней молоть зерна кукурузы.

В злополучный день два таких спорщика встретились и обменялись мнениями. Спор прервал едкий, специфический и совершенно невыносимый запах. Сочли, что в мельницу забежало животное и там провело последние свои часы. Один из спорщиков проявил любопытство и вошел проверить. Через минуту с криком выбежал.

— Там ужас! Там ужас!

Скоро вокруг мельницы, прикрывая платками и майками лицо, собралось немало неравнодушных людей. Алиас и Эрик вместе с несколькими мужиками, надев на лицо смоченные водкой повязки, зашли внутрь мельницы. Инал, приведя множество причин остаться, внутрь не ступил. На полу обнаружили два трупа. Один, измученный судорогами, уснул вечным сном в центре комнаты. Второй попрощался с жизнью, забившись в угол. Это были два молодых парня, которым еще было бы