— А зачем же тогда «скорую» хочешь вызвать? — недовольно пробурчал в трубке мужской голос. — Это ведь лишнее внимание к твоему постояльцу, лишние свидетели вашего знакомства.

Настя еще плотнее прижала трубку к уху и почти шепотом сказала:

— О нашем знакомстве, если что случится, менты все равно дознаются. Соседки расскажут. Я вот о чем думаю…

Она оглянулась на плотно закрытую стеклянную дверь и поделилась с собеседником своими соображениями:

— Если его придется убрать, то сегодняшний вызов «скорой» очень пригодится. Медики подтвердят, что капитан страдал головными болями. Понимаешь, в чем смысл? Это будет алиби.

В трубке некоторое время стояла тишина, прерываемая лишь сопением. Похоже, собеседник с трудом осмысливал безжалостное предложение. Или, может, крыл почем зря ментов, всерьез взявшихся за «Цветмет» и заставивших вначале убрать «химика», а теперь задуматься о судьбе капитана Бобровского, помощника начальника комендатуры. Тоже ценный человек. Даже невозможно представить, насколько ценный. Благодаря Бобровскому суперсовременная система охраны завода превратилась в дырявую калитку. Для своих людей, конечно. Выноси, что хочешь и сколько сможешь, только не забывай отстегивать и делиться. Умный парень этот Бобровский, и в жизни правильно ориентируется, но вся его беда в том, что числится в списке наиболее опасных свидетелей. Знает слишком много, вот в чем проблема. И Настя права, капитана нельзя выпускать из поля зрения и над его судьбой в случае чего не сюсюкать и нюней не распускать. Хороший свидетель — мертвый свидетель. С вариантом устранения, если до этого дойдет, Настя тоже просчитала все очень правильно. Молодец. В таком молодом возрасте, как капитан, от головных болей редко умирают, так что менты обязательно заведут хоровод вокруг его смерти, и вот тогда сегодняшнее обращение капитана в «скорую» станет подтверждением рецидива старой болезни. Так, кажется, говорят эскулапы. И окажется, что капитан сам виноват, не надо было запускать болезнь.

— Что ж, звони, — разрешил мужчина и предупредил: — Смотри, не переиграй. Обставь все правдоподобно и в меру.

Настя усмехнулась. Чего-чего, а артистизма у нее хватало, вполне хватило бы и на театральную сцену, и на кино, и на жизнь останется. На капитана. Тоже мне, жених. Взрослый мужик, а ведет себя как наивный ребенок. Эх, мужики, мужики, сильный пол… Настя с прежней усмешкой на губах набрала 03. Дежурная отделения «Скорой помощи» оказалась барышней нудной. Она дотошно выспросила все подробности о клиенте и симптомах болезни и лишь потом записала адрес и велела ждать. На вопрос о времени ожидания коротко обронила:

— Сколько надо, столько и ждите. У нас не сто машин, а пять, и все на вызовах. Подождете, ничего не случится.

Дежурная не допускала, наверное, мысли, что у Насти тоже может быть рабочее время, что она отпросилась со смены на час. Впрочем, дежурную можно было понять, она ведь не всемогущая, не волшебница, чтобы устранить нехватку медицинского персонала в отделении «Скорой помощи», и восполнить недостачу машин. При такой жизни надо радоваться, что отделение вообще принимает вызовы. Если так дальше пойдет, то скоро горожане забудут и телефон 03, и машины с красными крестами на боках, и останутся со своими хворями наедине.

Невеселые размышления отразились на ее настроении, Бобровский сразу это заметил. Снова подумал, что Настя догадывается о тяжести недомогания, знает то, чего не знает он, и пытается это скрывать. Бобровский пожалел, что позвонил ей. Начнет теперь выдумывать, из пустяка панику поднимать, из-за ничего тревожиться. Капитан хотел сделать паникерше строгое порицание, чтобы на будущее неповадно было на ровном месте создавать проблему, но безмятежная улыбка на милом лице не позволила проявить строгость. Рядом с Настей не получалось быть строгим, тем более по отношению к ней. Настина прохладная ладонь легла ему на лоб.

— Я вызвала «скорую», — призналась она, — не сердись и не хмурься, тебе скоро на смену. И запомни: ты нужен мне здоровый и всегда в форме. Не в военной форме, а в физической. Понял?

От ее признания Бобровский окончательно растаял, его запала хватило лишь на слабое возражение.

— Может, не надо «скорой»? — попросил он и, напустив на лицо плаксивое выражение, жалобно спросил: — Я не умру?

Настя громко рассмеялась, скользнула руками под одеяло, защекотала ему живот. На мольбы не обращала внимания и выговаривала:

— Какие же вы слабые, мужики, какие же вы нежные! Немного заболели, и уже хнычете, уже никуда не годны. Не бойся, сладенький мой, я не дам тебе умереть. Ты мне еще нужен, товарищ капитан. Для нашего общего дела…

Последние слова Настя сказала особым тоном, многозначительным, и Бобровский сразу понял скрытый в них смысл. И погрустнел. Заподозрил, что он нужен не как муж и надежная опора, не как мужчина, а как проверенный соратник. Всего лишь как компаньон. Все остальное — совместная жизнь, одна постель, общий стол, красивые разговоры о семье — не более как фон их совместной деятельности. Взаимовыгодной, правда, здесь обижаться нечего. Какая может быть обида, если непродолжительная дружба с Настей принесла ему пятьдесят тысяч долларов. А если к этим баксам прибавить еще 45 тысяч, полученных на том же поприще раньше, то высветится очень даже неплохая сумма. Финансовый вопрос можно считать закрытым. Через несколько лет он выйдет в запас, обоснуется в тихом городке наподобие Касимова и вложит свои тысячи в дело. На все хватит. И на двухэтажный особняк с баней, с бассейном, с пристройками для кабанчиков, с курятником для несушек, с гаражом и машиной, и на солидную добавку к пенсии останется. Главное, набраться терпения и выждать несколько лет. А пока про тугие пачки нужно забыть и не вспоминать, словно их нет вовсе. Иначе можно сгореть синим пламенем. Кубышка лежит в укромном месте, и пусть себе лежит, доллары не рубли, они силу не теряют. Их время придет. Поэтому жаль, если с Настей ничего не сложится. Душевная она баба, свойская, и живут-то ведь вместе всего ничего, неделю какую-то, а привык к ней, будто всю жизнь бок о бок прожили, будто серебряная свадьба на носу. Прямо как приговорила. Аура у нее такая притягательная, что ли? И ведь прекрасно знает о ее противозаконных деяниях, понимает, что в любой момент вся благополучная с виду жизнь может разом обрушиться, а все равно тянется к ней, как мотылек к свету. Совсем голову потерял, капитан. И вправду, видать, занемог.

— Нахалка ты бессовестная, — пробурчал Бобровский, — с больным человеком о работе толкуешь.

Настя высвободила из-под одеяла руку, щелкнула кавалера по носу.

— Не о работе, а о деле, —