Чем хороша в этом смысле периферия? Здесь или-или, иное не имеет смысла. А в большом городе завал всякого второсортного.

Зато, на периферии, в отдалении от центра, гораздо сложнее развиваться. Нет таких роскошных музеев, талантливых режиссеров в театрах. Гастролей выдающихся мастеров здесь можно выжидать годами. Поэтому здесь страшна болезнь «тараканиума». И сильные, почувствовав это, стремятся в большие города.

Ленинград — болезненный город. Город иллюзий, запутанных человеческих отношений. Именно здесь побеждает здоровая кровь периферийников. Почти все лидеры рок-групп не ленинградцы…

Вот такая картина… А мы — периферийная молодежь, можем многое! И большие города должны сбросить свою спесь и настроить на нас свои глаза и уши. Мы в силах создать театр пантомимы. Я верю в этот театр! Театр Пьеро! За ним будущее, потому что у него богатое прошлое…»

«1. Человек спит под газетами.

2. Встает. Это, оказывается, женщина потрепанного вида. Бродяга-актриса.

3. Достает какой-то огрызок, рассматривает его, потом кладет в рот. Манипулирует с водой.

4. Берет сумку, достает какие-то вещи. Раскладывает перед собой.

5. Разбегается, делает колесо и что-то кричит.

6. Начинает показывать сказку…

7. Конец сказки. Звон падающих монет…

8. Она, вглядываясь, быстро собирает деньги и, захватив мешок (сумку) растворяется в толпе.

Сказка…

«…Александр Македонский: «- Не мир принес вам Я! — Я пришел разделить человека с отцом его, дочь с матерью, невестку со свекровью…

Отныне, враги человеку- домашние его! Те, кто любит отца и мать, сына или дочь более, чем Меня, — не достойны Меня, они достойны смерти…»

…Еще надо поработать над текстом…»

Запись в учебной

тетради Эльмиры Бикбовой

— Ребята, вы мне поможете? Мне нужна звуковая панорама города или станции. Надо изобразить крики, обрывки разговоров, свистки поездов… Марин, вот тебе дудочка, — будешь свистеть?..

— Ну, чего там, конечно!

…Бродячая актриса. Женщина без угла, без прошлого, без близких… Она в сапогах, в подпоясанной веревкой хламиде, спит у какого-то заграждения, за которым живет город. Слышны обрывки разговоров, свистки поездов. Как будто станция.

Бомжиха пробуждается. Садится, оглядывается, как загнанный пес, по сторонам. Встряхнувшись ото сна, она берет свой мешок, что служил ей подушкой, и начинает извлекать из него удивительные вещи. Лицо меняется. Оно освещается уже другой, внутренней жизнью.

Вот тарелка. Бродяга ставит ее перед собой на землю. Большая уродливая рюмка, или, скорее, бокал, в которой она из тарелки наливает воду. Пьет. Глаза затуманены и прикрыты. Смакует.

Около нее собираются любопытные, в основном ребятишки. Она, как волшебник, нырнув рукой в мешок, вынимает ее уже в красном рукаве, на ладони лицо, над ним растопыренные пальцы-корона.

Александр Македонский… Глаза Актрисы круглые, большие, вращаются с таинственным значением, интригуя зрителей. Начинается спектакль-сказка. Борьба полководца с гогами и магогами…

— Ну, как, что вы скажете?

Эля проводит рукой по стриженной голове. В глазах неуверенность и беспокойство.

— Ты знаешь, мне не понравился текст сказки. Мне кажется, он слабоват. Это мое личное мнение.

— Точно так считаешь?

Что считает Сашка Верхоземский всегда точно. Она прекрасно знает его тонкий вкус и чутье на это дело. Ему можно верить.

— А на улице осень. Уже примораживает. По центральной улице зажигаются фонари.

— Эльмирк, ну ты на голове и соорудила!

— А что, нравится?

Она прокружилась, давая осмотреть себя сзади. Лоб ее перехвачен кожаной в блестящих бляшках лентой. Голову закрывает платок, повязанный «Клеопатрой», а сзади из-под него на спину спускается коса. Это свою срезанную косу она так искусно прикрепила.

— Боже мой, только Эльмирка умеет себя так оформить! Упасть — не встать! — у Тани светятся восхищением глаза.

— Голь на выдумки хитра…

— Да ни одна богатая баба не сможет так подать себя, как ты!

— Это правда, — подтверждает Саша.

— Ребята, вы знаете, я так счастлива! Хотите чего-то покажу?

И она тут же изобразила фигуру какого-то необыкновенного танца. Только ее пальто взлетело полами и крыльями на плечах.

— Что это?

— Не знаю… Может быть танец из древних празднеств на Крите? — Эльмирк, осторожней ты по лужам!

— А лужи-то уже заледенели.

И она разочарованно развела руками.

— Эльмира, к тебе из «Ленинца». Интервью, по-видимому, будут брать, — мама многозначительно поджала губы и удалилась.

— Проходите. Раздевайтесь. О чем спрашивать будете? О Шевчуке? Или о том, как нам удается жить врозь? Мне ваша газета, вообще-то, чем-то даже близка. В свое время она сделала свое черное дело.

— В отношении к Шевчуку, вы это имеете в виду? То ж была издержка времени.

Мы не причем. Да и работаем мы там совсем недавно.

— А-а, — Эля передернула плечами и села на стул.

— Нас интересует, где вы учитесь, и как вам удается совмещать постоянные поездки к мужу в Ленинград с учебой в институте?

— Очень просто. К зачетам и экзаменам я попадаю вовремя… Еще вопросы? Спрашивайте, спрашивайте — я готова отвечать.

— Ваше