Была темная звездная ночь, и серебряный луч уходил в высоту, растворяясь и освещая все пространство вокруг.

– Ну, Вилли, ну, ненормальный! – первым нарушил молчание Генри. Он смотрел на пульт и читал цифры, те длинные нули лет, на которые Вилли отбросил их во времени назад.

– Два с половиной… миллиарда лет тому! – изумился он.

– Миллиарда!!! – все невольно воскликнули в недоумении, и снова замолчали, глядя по сторонам.

– Как удивительно, как спокойно, – прошептала Валери. – Как будто нет жизни, нет ничего…

Снова тишина повисла в воздухе, и нарушить ее не решался никто. В этот момент каждый замер, думая о своем.

Это была совсем другая планета. Ее не бомбили, не терзали чистую атмосферу ядовитыми выбросами, не бурили тысячами острых иголок в поисках ископаемых, не поворачивали реки вспять. Она просто жила естественной, размеренной и спокойной жизнью, и эти четверо словно пили из атмосферы незнакомой ночи благодать, которая окружала их. И только серебряный поток, который принес их сюда, нарушал картину мироздания…

– А говорят, мировой океан появился 500 миллионов лет назад, – очнулся Генри. – Вот он, океан, вода повсюду, а где-то там огромный, единственный материк ждет своего разделения, пока это единая суша, покрытая кратерами и равнинами… Если бы Вилли дописал еще пару миллиардов лет, мы попали бы на поверхность, где все горит и низвергается лавой. Огромная кастрюля кипящего бульона.

– А здесь только океан и потрясающее спокойствие, – отозвался писатель. – О том, что здесь когда-то появится человек, эта земля пока не догадывается. Тогда для кого создана эта планета? Кому она нужна: океану, далекому материку, вулканам? А может, все и должно оставаться так.

– Как? – не понял Леонид.

– Вот так, как мы видим сейчас. Во всем какой-то великий, глубокий смысл. Все продумано божественным гением, все работает на созидание, никто не разрушает, не стирает с лица Земли, просто строит. Строит осмысленно – камень за камнем, волна за волной. Материки, полюса, океан, вулканы, где-то там ледники. Атмосфера, как аура, окружает эту массу воды и земли, а дальше бесконечность и космос. Величественно и разумно. Даже эта Луна совсем другая…

Все подняли головы и посмотрели в небо.

– Это не Луна, Юрий, – задумчиво произнес Генри. Теперь и он внимательно глядел туда, где незнакомая большая планета удивительным сиянием освещала все пространство вокруг, оставляя бесконечную яркую дорожку на поверхности воды. Эта дорога приглашала, звала за собой к неизвестности и скорой встрече там, в океане космоса.

– Что же это? – спросила Валери.

– ТЕЙА! – воскликнул физик.

– Совершенно верно – это Тейа! – подтвердил Генри. – И скоро этот темный звездный планетарий превратится в месиво огня и лавы. Эта планета, незваная гостья, которая несется навстречу нам не так быстро, всего каких-то 1000 метров в секунду, но она величиной с Марс и скоро столкнется с Землей.

– Что же тогда произойдет? – воскликнула Валери.

– Тогда и появится Луна. Из пыли и пепла, из лавы, вырванной с поверхности мантии Земли, превращенной в кипящее облако. Потом оно затвердеет и станет очаровательным круглым светилом, которое мы видим каждую ночь. Оно и будет освещать наши поздние свидания…

А все уже с восхищением и ужасом, задрав головы, смотрели на небо. Генри перевел взгляд на писателя и произнес:

– Не все так просто, Юрий. Планеты тоже сражаются – там, на небесах, происходят катаклизмы, которые человеку не снились. И каждая такая битва может стоить жизни целым планетам, звездным системам, но она дает рождение чему-то новому. Взрыв – и появляется молодая галактика. Рождение через уничтожение и не иначе, постоянное движение и борьба, а потом смерть одних и зарождение из этого хаоса других.

– Абсурд!.. В основе мироздания заложен абсурд, – задумчиво произнес писатель.

Тишина и спокойствие больше не радовали их, давили на слух и зрение. Это было лишь затишье, временное и призрачное в океане безумия и огня. Затишье перед катастрофой, которая сметет все на своем пути, превратив их маленькую Землю в пылающий факел. И гореть будет все: Земля, небо, воздух, даже вода. Она закипит, испарится и опояшет горящим облаком всю планету. И та на миллионы километров и световых лет отправит фотографии пылающих отблесков во вселенную, чтобы рассказать о случившемся.

Они долго молча смотрели по сторонам: на океан, на небо, где уже появилась соперница Тейа, и где все готовилось к этой встрече и к концу, к жутким родам, в которых появится на свет маленький спутник Земли – Луна. И неизвестно, где страшнее – здесь, миллиарды лет позади или там – «наверху», в далекой жизни. История повторяется…

– Все предрешено, – прошептал писатель. – Вот и ответ. Посмотрите, никто не в силах остановить подобное. Миллиарды лет божественная природа выстраивает жизнь по своим законам, а тут какой-то человек с крохотной жизнью, ничтожным разумом пытается что-то изменить. Это смешно. Мы как бабочки, которые живут один короткий день. Успели родиться, махнуть крылом – и все. Мы – тупиковая ветвь, как появились, так и уйдем, нас смахнет ветерком, небрежно сдует с этой планеты. Время стряхнет нас, как крошки со стола, и на этом все закончится. Человеку нужно не продлевать свой век, а заполнять короткую жизнь, чтобы, пусть не у каждого, но у единиц она блеснула огоньком и оставила след в бесконечности. Тогда появится смысл, а потом… Всему приходит время, всему свой срок, и уже ничего не изменишь…

– Изменишь. – Генри стоял на носу их маленького корабля, и казалось, был песчинкой в свете величественной красавицы-планеты, которая очень скоро уничтожит все вокруг.

– Изменишь! Мы изменим! Нет предопределенности, всегда есть выход, иначе все было бы обречено и не имело смысла! Так быть не должно!

– Но, это закон природы, – прошептал писатель, не в силах оторвать взгляда от Тейи.

– Значит, мы перепишем этот закон…

22

Они сидели за столиком открытого кафе и смотрели на спокойный океан и высокое небо над головой. Казалось, так и должно быть в их теперешней жизни и в завтрашнем дне тоже: диковинные птицы, не боясь, подходили близко к парапету набережной, к ступенькам кафе, к ногам. Они важно шагали по песку, размахивая крыльями, и смотрели на этих двоих, на столик, на еду, которую приносили. Генри был молчалив и задумчив, Вудли, как всегда, невозмутим и спокоен. Эти двое пили аперитив и каждый думал о своем.

В последний месяц доктор Вудли был очень занят. Его использовали в операциях, с которыми он блестяще справлялся. Тот промах, ту ошибку, которую он допустил, ему не вспоминали. Он сумел с честью себя реабилитировать и доказать, что он лучший специалист. И теперь, когда он был жив, готов был повторять и доказывать, и побеждать, потому что он и был лучшим, был способен на все…

Всего тремя неделями ранее они так же сидели за этим столиком, изучая документы. Это был обычный инструктаж, но Генри был чем-то обеспокоен, и Вудли не понимал причины. Генри тем временем продолжал: