— Ничего, мы его сейчас обломаем. — Алла Леонидовна даже не взглянула на меня. — Спасибо, ребята.

— Пожалуйста! — разулыбались те, а я незаметно скривился. Дураки, вас подставили по полной, а вы и рады. Но, опять же, это не мои проблемы.

— Ну что, Чеботарёв, — начала инспектор, когда мы остались одни… ну, как одни, вместе с тремя её коллегами, которые вроде и занимались своими делами, но явно навострили уши. — Допрыгался? Всё, больше твои выкрутасы я терпеть не намерена. Будем оформлять тебя в колонию.

— Можно поинтересоваться, за что? — я растёр запястья, натёртые наручниками, и максимально комфортно расположился на стуле, закинув ногу на ногу. — А то прямо в классе схватили, притащили, ничего не сказали. И сразу в колонию. Видать, дело серьёзное.

— А то ты не знаешь? — мерзко ухмыльнулась Анна Леонидовна, впервые за всё время подняв на меня взгляд, и тут же заорала благим матом: — А ну сядь нормально!

— Я вас прекрасно слышу, — я даже не подумал изменить позу. — Так что не стоит повышать голос. За что такое вы меня собираетесь отправить в колонию, минуя самый справедливый советский суд, что аж пришлось задерживать меня посреди уроков и тащить сюда в наручниках? А ведь я рассчитывал исправить оценки по математике сегодня.

— Молчать!!! Сопляк!!! Да как ты смеешь?! — вытерпеть этого инспектор никак не могла и принялась орать, брызгая на меня слюной даже через стол. — Ты, ничтожество, дрянь подзаборная, меня ещё поучать будешь!!! Да я тебя на зоне сгною! Ублюдок!!! Сукин сын!!!

— Только то, что вы женщина, спасло сейчас вас от перелома носа, — вот этого я терпеть не собирался. — Но, если ещё раз оскорбите моих родителей, клянусь, я перестану обращать на это внимание.

— Что-о-о-о?!! — перешла на ультразвук та. — Ты мне угрожаешь?! Слышали?!! Да я тебя уничтожу!!! Ты у меня из тюрьмы вылезать не будешь!!!

— Это вряд ли, — демонстративно потянулся. — Вы уже нарушили столько законов, что я могу прямо сейчас встать и уйти, и мне вообще ничего за это не будет. Если прекратите орать и хоть минуту подумаете, сами это поймёте. А если откроете моё дело, особенно последние страницы, поймёте всю глубину жопы, в которую вы угодили.

— Чеботарёв, ты же блатным не был, откуда столько понтов? — подала голос одна из коллег, с интересом наблюдающих за разворачивающейся сценой. — Обычный босяк, а тут, глядите-ка, как заговорил.

— Блин, да какие понты, — я почесал затылок. — Ну сами посудите. Во время урока вламываются двое с оружием. Меня крутят, хоть я и не сопротивляюсь, волокут сюда. Матери никто не позвонил, администрация школы тоже не в курсе, что происходит, им никаких документов не показывали. Допрашивать меня собираются без присутствия законного представителя. До этого держали в наручниках и везли в козлятнике. Как сами думаете, это останется без последствий?

— Тебя действительно, что ли, из класса выдернули? — все три инспекторши вылупили на меня глаза, а Леонидовна налилась дурной кровью.

— Да что вы его слушаете! — как и в любом женском коллективе любви к коллегам она не питала. — А ты рот закрой! Умник выискался! Как надо, так тебя и привели! Ты уже три недели не отмечался!

— А я и не должен, — я пожал плечами. — Это ваша работа за мной следить, а не моя к вам бегать. Я же не с зоны по УДО откинулся. Да и нет за мной косяков, я жизнь заново начал, как Юниором стал. Теперь весь такой положительный, аж самому противно. Даже в комсомол приняли.

— Ну да, а убийство и попытка изнасилования — это так, мелочи, — яду в голосе Аллы Леонидовны хватило бы на стадо слонов. — Новая жизнь у него, как же. Ты, Чеботарёв, за свои старые выкрутасы уже сидеть должен и только из-за моей доброты ты ещё не на зоне! Но всему приходит конец. Всё, хватит, допрыгался! Угрожать он мне ещё будет! Да я тебя…

— Мы это уже проходили, — я тяжело вздохнул, понимая, что адекватности от инспектора мне добиться не удастся. — По убийству и прочему я полностью оправдан, это была самооборона. Дело не заводили, а у меня даже грамота от комитета есть за помощь в задержании особо опасного преступника.

— От КГБ? — а вот сейчас напряглись все инспектора. — Так это ты в начале апреля маньяка завалил?

— Я, — отнекиваться я не собирался, хоть удивился, что та же Леонидовна была не в курсе. — Но подробности рассказать не могу, извините. Подписку давал.

— Ты мне мозги не полощи, подписку он давал! — на удивление Алла Леонидовна отступать не собиралась. — То, что ты там кого-то спас, твоих прошлых подвигов не аннулирует! А их у тебя достаточно, так что…

Чего она хотела сказать, я так и не узнал, потому что в этот момент дверь распахнулась и в кабинет стремительно вошёл подполковник со значком КМ на груди. Было видно, что он очень торопился, китель расстёгнут, галстук сбился, фуражки вообще не было. Но главное, его взгляд тут же замер на мне, а увидев, что я сижу спокойно, никто меня не прессует и даже наручников нет, мужик немного расслабился.

— Что у вас тут происходит?! — подполковник грозно уставился на Анну Леонидовну. — Почему мне звонят из школы, что наши сотрудники в нарушение всех инструкций вытаскивают детей прямо с уроков?! Вы что, совсем с ума посходили?!!

— Сергей Александрович, я… — заблеяла инспектор, но подполковник даже слушать не собирался.

— Молчать!!! — от начальственного рыка задрожали стёкла. — Рапорт через час мне на стол! — И, повернувшись ко мне, тон снизил: — Семён Чеботарёв? Идём со мной. Подождёшь родителей у меня в кабинете.

— Но… — на удивление, инспекторша не собиралась сдаваться, только вот слушать её никто не собирался.

— Я что-то непонятно сказал?! — мне показалось, что от подполковника сейчас полетят искры. — На вашем месте я бы молился, чтобы обошлось строгим выговором, а не увольнением или чем похуже! Так что займитесь рапортом! А после мы с вами