После хлопот, связанных с переездом, они направились в больницу, где царила унылая казенная атмосфера, сильно пахло лекарствами и стояла напряженная тишина. Они долго проторчали возле реанимации и, когда вышла сестра, кинулись к ней с расспросами. Медсестра, окинув их неприязненным взглядом, заявила, что таких на отделении нет. Женя видел, как у Кати от этой новости в глазах заплясали искры испуга, лицо побледнело — похоже, она представила самое худшее. Но, увидев, что люди напугались до полусмерти, сестра сжалилась и сказала, что Геннадия Андреевича перевели на другое отделение — ему уже лучше. Это была просто супермегагиперновость! Катя моментально расслабилась, ведь все последнее время она постоянно винила себя в случившемся. Она стала редко улыбаться, а ее улыбка так нравилась Жене, потому что придавала Катиному лицу нежное детское выражение. Женя почувствовал смену ее настроения и, не зная, что бы еще придумать, подхватил Катю и закружил ее в вальсе по широкому больничному коридору. Так они и кружились под аккомпанемент музыки, звучащей в них самих, пока проходивший мимо врач грубо не прервал их танец. Они заглянули в палату — Папаген был очень слаб, и им разрешили провести с ним только пять минут. Они попытались выяснить у старика, что ему нужно, но упрямец твердил, мол, у него есть все необходимое и что инфаркт не имеет отношения к Катиному отсутствию. Пообещав, что завтра зайдут опять, счастливые любовники покинули больницу.

А в городе все было как всегда — куда-то шли прохожие, мальчишки гоняли мяч, за ними следом бежала и заливалась мелкая шавка, на перекрестке дэпээсник отчитывал водителя, и никому не было дела до двоих самых счастливых людей в мире, «парочки простых и молодых ребят»[24]. Домой идти не было никакого желания, и они побрели, куда глаза глядят. Ничто на свете не могло им испортить настроения, они были вместе, и кроме этого ничего не имело значения. Они добрели до реки и вышли на Поцелуев мост, любимое место свиданий влюбленных парочек. Сегодня там не было ни души. Было так здорово стоять, целоваться, смотреть на убегающую вдаль реку и гадать, сколько еще влюбленных она увидит на своем долгом пути. По реке под ними проплыло небольшое суденышко и отсигналило им, они долго махали ему вслед и радовались как дети. По дороге к реке они купили горячий батон в булочной и теперь бросали кусочки хлеба парящим рядом с ними чайкам. Все было прекрасно. Весь мир им улыбался, и верилось, что ничему никогда не перечеркнуть волшебства этого дня, оно застынет в памяти, как янтарь, вместе с безумно счастливыми Женей и Катей, которые, возможно, завтра под грузом проблем и тревог изменятся, станут совсем другими, может быть, даже старыми, но это не коснется тех Жени и Кати, которые останутся на этом мосту навсегда.

На обратном пути Женя забежал в магазин игрушек и купил подруге смешного медвежонка, который чем-то неуловимо напоминал его самого, но имел очень грустную мордаху. Катя очень серьезно, с благодарностью, приняла игрушку и заявила, что вот у них в семье уже и пополнение. А после, когда вернулись домой, они вместе готовили обед. Было так здорово крутиться на маленькой кухне, задевая друг друга локтями и сталкиваясь в самых неподходящих местах. По городскому радио шли заунывные беседы, но неожиданно заиграл авангардный джаз. Женя никогда не мог спокойно слушать какую-либо музыку, он очень важно, приняв подобающую позу, расправив фартук, обратился к Кате:

— Разрешите, мадам, пардон, мадемуазель, пригласить вас на танец?

Катя засмеялась:

— Музыка дурацкая, как под такую танцевать-то?

— В этом-то и весь кайф. — Женю ничто не могло сбить с настроя, танцевать так танцевать.

И они начали свой танец, пытаясь подстроиться под рваные ритмы звучащей какофонии. Это был не просто танец. Кому-то он мог бы показаться похожим на безудержную пляску святого Витта, но на самом деле это было языческое поклонение Терпсихоре. Ведь это ей они столько лет посвящали все свое свободное время, и их встреча была, конечно же, одобрена и освящена с ее легкой руки. И в этот момент в маленькой квартирке для них двоих это был самый прекрасный танец в мире. Постепенно кухня стала мала для причудливого действа, и они переместились в спальню, где и закончили обряд поклонения, к обоюдной радости, на их теперь общей постели. Обед в этот день, конечно же, жертвенно сгорел.

* * *

Вечером было выступление, и они вместе пошли в клуб. Настроение было хорошее, все прекрасно — Папаген поправляется, Катя возвращается в шоу, они идут вместе. Казалось, весь мир должен быть счастлив, как они. Но в клубе царила совсем другая атмосфера, что-то было не так. Еще проходя через бар, Женя заметил, что бармен Илья весь какой-то дерганый и нервный. Работники клуба шептались по углам. Навстречу попалась Стрелка, шедшая с очень деловым видом. Она кивнула и хотела пройти мимо, но Женя поймал ее за руку.

— Стрелка, что за шухер на бану?

Стрелка быстро огляделась по сторонам:

— В приемной менты сидят, всем допрос учиняют.

— Какой еще допрос, кто что натворил? — Катя была напугана.

— Представляете, тело Жанки нашли в реке! — Стрелка говорила шепотом, словно боялась чего-то.

— Какой кошмар!

— Говорят, ее сначала задушили! Вот дерьмо! Вот менты всех и опрашивают: ищут — кто последний ее видел.

Подошла Белка и сразу вступила в разговор:

— А вы все мне не верили, я же говорила, что Жанка по-тихому не уехала бы! Обязательно бы всему городу натрепалась! Интересно, а куда ее вещи походу делись-то? В квартире, которую она снимала, ничего не было.

— Что здесь непонятного, — Стрелка от возмущения начала махать руками, — убийца забрал, чтобы все следы замести. Кто помнит, с кем она в последнее время встречалась?

Белка посмотрела на подругу как на умалишенную:

— Да кто такое вспомнит, у нее куча мужиков была, вот и догулялась.

Женю все это начало раздражать:

— Давно менты здесь?

— Я не знаю — сама только пришла. — Стрелка посмотрела на часы. — Директор рвет и мечет, у нас может представление сорваться. Они пока всех не опросят — не уйдут.

— Ну, Павлов этого не допустит! — Женя невесело усмехнулся. — Сейчас быстренько ментов выпроводит.

— Так Павлов улетел к своей благоверной, его теперь неделю не будет. — Стрелка вновь взглянула на часы. — Ладно, я побежала. Катька, я тебя поздравляю, ты опять в шоу.

На кардиологическом отделении, как и во всей больнице, была гнетущая атмосфера. По коридорам медленно прохаживались больные, которым были разрешены физические нагрузки. Вид у них был удручающий — пожилые грустные люди, с усталыми лицами, в жутких вылинявших халатах или в не менее жутких, растянутых на коленях тренировочных штанах. Жалкое зрелище. Женя вообще терпеть не мог все лечебные заведения, что поликлиники, что больницы, его реально начинало тошнить, когда он туда случайно попадал, по каким бы то ни было причинам. На этот раз он пришел в больницу только потому, что не мог отказать Кате. А уж она расстаралась, с утра начала сборы — и это возьмем, и то, и Папагену там одиноко, уже неделю лежит и такой он жалкий и несчастный. Женя уже всерьез подумывал, чем бы остановить Катин поток сострадания, который всерьез грозил затопить их квартиру, но, слава богу, сдержался — Катька бы его прибила.