Все более сильный холодный ветер, свистевший в каждой щели, заставил слишком длинный поезд остановиться из-за заносов. Попытки пробиться рывками взад и вперед были тщетны. Паровозу просто не хватало сил. Прошли часы, пока не прибыл более мощный паровоз.

Поезда, идущие следом, не могли обогнать нас на одноколейном пути. Когда мы наконец доехали до огромной станции в Ясиноватой, я смертельно устал, промерз до костей и был в скверном расположении духа. Оттуда поезда шли по стандартной германской колее. Ясиноватая была пересадочным узлом в широкой сети русских одноколейных железных дорог. При обшарпанной станции, оставшейся с царских времен, не было никакого жилья, но подавали горячую и холодную еду, и можно было немного обогреться. Каждый стал рыскать по окрестностям в поисках чего-нибудь, что можно взять домой. Можно было переночевать в одном из деревянных зданий неподалеку. Я решил так и сделать в компании с несколькими незнакомыми офицерами. Я испытывал непреодолимое желание спать, а следующий поезд должен был отойти не раньше полудня на следующий день.

В деревянном доме жила большая семья русских. Они потеснились и предложили нам постели. Они, кажется, были готовы к приему «гостей» и нашли нам чистое постельное белье. Нам показалось, что риск подхватить клопов и вшей слишком велик. Мы устроились на полу перед печкой. Один из нас заснул даже на столе. «Управляющие отелем» счастливо согласились с нашим выбором.

Во многих русских домах в центре стояла большая кирпичная печь, проходящая через несколько этажей, обогревающая прилегающие комнаты и используемая для готовки пищи.

Окна, на зиму оборудованные дополнительным стеклом, не открывались. Между слоями стекла для теплоизоляции были насыпаны опилки. В комнаты доходил лишь слабый дневной свет. Были проблемы и с гигиеной. В сильные холода воды было мало. Стирка и личная гигиена сокращались до минимума. Тем не менее обитатели дома показались нам чистыми. Они делали для нас все что могли и были дружелюбны.

Они сделали вкусную еду из наших припасов, так что хватило и им самим. В основном их интересовал наш «коммисброт» и консервы. Мы завоевали доверие русских детей шоколадом и конфетами. Когда мы проснулись на следующее утро, солнце уже светило и ярко блестел снег, отражая свет в нашу комнату через небольшое окно. Только одного из нас кусали клопы — того, кто спал на столе. Мы решили, что это справедливо — он и так занял лучшее место.

После легкого завтрака мы вернулись на станцию. Там уже стояло несколько отпускных поездов, которые шли и на север, и на юг. Дорога на запад, через Киев и Ковель, вела нас в Германию. Наш поезд был оборудован деревянными сиденьями, и с каждого конца вагона было по печке, так что внутри было замечательно тепло. Еще перед отправлением поздним утром поезд был полон. Стояло 20 ноября 1942 г. Русские еще 19-го начали крупное наступление на окружение Сталинграда, о чем я узнал позже.

Еще в нашем вагоне ехало несколько железнодорожных служащих в темно-синей форме с белыми нарукавными повязками с надписью «Германский вермахт». Эти повязки должны были подтверждать их статус комбатантов в случае захвата в плен, согласно требованиям международных конвенций. В противном случае с ними обошлись бы как с наемниками, имей они оружие в руках или нет.

В Ясиноватой все железнодорожные перевозки осуществлялись железной дорогой рейха, в то время как ближе к фронту это делали саперы-железнодорожники. Путешествие по заснеженной местности было скучным. Слева и справа были видны кусты, посаженные, чтобы у дороги не скапливался снег. Он, однако, загораживал весь обзор справа и слева. Иногда мы проезжали мимо плохо различимых деревень. Поезд часто вставал на обгонном пути, чтобы пропустить встречные. На каждой железнодорожной станции мы видели собранный военный металлолом, в основном танки, идущие на переплавку на немецких заводах. Большую часть времени мы проводили за разговорами.

Железнодорожники много где бывали и много болтали. Они явно гордились тем, что знают о русском контрнаступлении, направленном на румынский и итальянский секторы фронта. Как союзники они должны были обезопасить тыл сталинградского фронта.

Повод для беспокойства был. Почему бы русским не использовать свое знание зимней войны и не атаковать нас в слабых местах, что они сделали прошлой зимой? «Кабинетная стратегия» железнодорожников, которые ничего не знали наверняка, нас не интересовала. Мы не видели под Сталинградом непосредственной опасности. Мы лишь жалели, что русских не выгнали с западного берега Волги.

Железнодорожники были настроены скептически. Везде всего не хватало, а войну нельзя выиграть одними импровизациями. Не хватало паровозов, а также угля для них. Еще хуже был недостаток подвижного состава. Отчаянно не хватало эксплуатационных и ремонтных мощностей, а нужные запчасти редко оказывались там, где они были нужны. Нужно было прокладывать дополнительные пути.

Британо-американские воздушные налеты были ощутимым ударом, больше, чем это официально признавалось. Без новых поставок запас уловок и хитростей скоро кончится. Без новых ресурсов даже самые смелые не смогут ничего сделать…

Дальше они и вовсе впали в брюзжание и пораженческие разговоры. Нас не трогало их штатское нытье. Пусть радуются, что не на фронте, где все гораздо хуже. С другой стороны, мы спрашивали себя, куда делись боеприпасы и почему мы все еще торчим в Сталинграде, вместо того чтобы послать пару свежих дивизий и выбить наконец русских из промышленных комплексов как пробку из бутылки. Работа уже почти сделана.

Потом мы сменили тему на более приятную — Франция. Да и железнодорожникам хотелось бы туда попасть. Там хорошо. Другие служебные обязанности, развлечения и маленькие магазинчики на каждом шагу.

Ездить через Югославию не нравилось никому. Там все время что-то происходило. Наемники и так называемые бандиты устраивали засады и подрывали мосты и туннели. Макаронникам нельзя было доверять по-настоящему. Иногда они даже крутили какие-то дела с балканцами. Только хорваты были достаточно тверды, чтобы сохранять порядок и пресекать любое сопротивление.

Солдаты, направляющиеся домой с фронта («фронтурлаубер») получают «фюрергешенк» (подарок от фюрера) — пакет с продуктами, которые дома стали редкостью, такими как кофе, сахар, сухофрукты, а также с другими вещами для личного пользования

Немцы редко использовали слово «партизан». Мы чувствовали, что это возвышающий эвфемизм, придуманный Советами для оправдания своей жестокой войны банд, противоречащей международным законам и чаще всего бьющей по мирному населению. Мы на юге редко имели дело с партизанами. Но в центральном секторе они были крупной проблемой.

Железнодорожники снова стали драматизировать события. «Да, там, на севере, у литовцев и эстонцев, все под контролем. Там их безжалостно наказывают при любом намеке на сопротивление».

Тема разговора сменилась на подвиги наших солдат, на бомбежки железнодорожной системы и другие более приятные и интересные темы — в основном на рассказы о женщинах. Я ничего не мог добавить в разговор, потому что в этой области мой опыт был невелик.