вообще звучит их дверной звонок. — Я открываю? В доме порядок, Ист знает, что у нас есть собака и она линяет. Он не решит, что шерсть Денвера — это декорации к фильму.

Уголком глаза Лео замечает, как мама запихивает в ящик кухонного буфета пачку нераспечатанных писем.

Ист не соврал: он и в самом деле стоит у двери. Выглядит хорошо, волосы не падают на лицо, а зачесаны назад. Лео приходит в голову, что так причесался бы какой-нибудь дедуля перед походом на праздничную мессу. На Исте синяя рубашка, застегнутая на все пуговицы, серая кофта на молнии и — Лео знает не глядя — закрытые черные туфли. Строгая обувь, не то что его всегдашние клетчатые вансы и Нинино худи. Сестра Лео сейчас беспощадно затроллила бы Иста за этот временный вид. Но Лео — не Нина.

— Мило выглядишь. — Она отступает назад, пропуская гостя в дом. — И рубашка милая.

— Спасибо, — благодарит он. — Мне нравится ваша елка.

— Она кривая, — в один голос произносят Лео и мама.

Лео и забыла, что мама тоже здесь. Она оглядывается. Ей кажется, или мама вправду нервничает? Внезапно Лео вспоминает ту ночь в отделении неотложной помощи, вспоминает, как скрипели колеса каталки, как ярко светили флуоресцентные лампы, как мама, задыхаясь, влетела в коридор и как гулко разносились по коридору рыдания Иста.

— Здравствуйте, миз Стотт, — голос у Иста такой же напряженный, как мамино лицо. — Простите, что пришел в самый Сочельник, я просто хотел отдать это, — он показывает коробку, которую держит в руках, — Лео.

— Нет-нет, все в порядке, — говорит мама. — Рада… рада встрече, Истон.

— И я.

Мама первой подходит к Исту и прижимает его к груди. Он осторожно обнимает ее в ответ. В глубине кухни посудомоечная машина делает паузу, потом вновь с энтузиазмом принимается за работу, а Лео вдруг охватывает желание влезть между мамой и Истом, однако она понимает, что сейчас в их объятье места для нее нет.

Мама что-то произносит — так тихо, что Лео не может разобрать слов, — Ист кивает и отстраняется. Лица у обоих мокры от слез, мама со смехом торопливо утирает глаза рукавом, щеки Иста горят алым.

— Ну, не буду вам… — начинает мама, но Ист не дает ей договорить:

— Знаете, папа спрашивал, не могли бы вы подойти к машине, всего на минутку. Он просто хотел поздороваться. — Забыв, что волосы уложены, Ист проводит по ним рукой и только разлохмачивает шевелюру. Лео едва не бросается их пригладить. — Но если вы откажетесь, он поймет.

— Нет-нет, я выйду. — Мама поплотнее запахивает кардиган, и Лео обращает внимание, как похудела она с прошлого Рождества. Никто другой этого бы не заметил, но теперь, когда они остались вдвоем, Лео видит то, что раньше ускользало от взгляда.

Как только мама выходит за дверь и по подъездной дорожке направляется к машине, Ист смотрит на Лео.

— Привет, — говорит он. — Извини, что выгляжу как чувак из каталога одежды.

— У тебя очень милый вид, — уверяет Лео. — Честное слово.

— За последнюю минуту ты трижды сказала «милый».

— Вообще-то мы в честь тебя уборку сделали, — поддразнивает Лео. — И даже посудомойку загрузили, так что будь милым.

— Четыре.

— Ист! — хрипло восклицает Лео. Из-под елки показывается голова Денвера, а сама елка начинает бешено мигать огоньками.

— У вас там вечеринка, — Ист указывает на елку, и Лео догадывается, что он, наверное, просто тянет время. От смущения? За последние четыре месяца она видела Иста всяким, но смущенным — ни разу. Интересно, что у него там, в этой красивой обертке?

— Так ты пришел полюбоваться нашей диско-елкой или?..

— А, да. Да, прости. — Ист прокашливается, и Лео неожиданно чувствует себя старшей сестрой, хотя по факту младше его на два года. Не эти ли чувства Нина испытывала по отношению к ней — раздражение и одновременно желание защитить? — Короче. — Ист протягивает ей коробочку. — С Рождеством тебя. Прости, упаковал как сумел.

— Ага, изолента. — Лео крутит ее в руках. Подарочная бумага выбрана красивая, но из-за серебристой изоленты презент смотрится немного угрожающе.

— Ну да, у нас кончился скотч. — Пожав плечами, Ист опять проводит по волосам. Если продолжит в том же духе, люди решат, что на мессу он мчался в кабриолете во время урагана. — Ничего другого не нашлось.

— Не страшно, — говорит Лео. — Можно открывать?

— Да-да, конечно. Извини. Само собой. Я… гм… я очень надеюсь, что тебе понравится, а если нет, я выкину все это в мусорку и мы сделаем вид, что ничего не было.

Лео улыбается. Забавно наблюдать, как он переминается с ноги на ногу. Она-то привыкла видеть Иста-Крутого-парня, однако эта версия нравится ей едва ли не больше.

— Сто процентов мне зайдет, — уверяет Лео и рвет обертку прямо посередине, раз уж отлепить изоленту все равно не выйдет. Сперва она видит лишь заднюю сторону фоторамки, но как только ее переворачивает, весь воздух куда-то пропадает, и Лео невольно хватается за грудь, пытаясь заставить легкие задышать снова. На черно-белом фото она и Нина на вечеринке. Обе сидят на трамплине для прыжков в воду, Лео склонила голову к сестре, как будто хочет расслышать ее слова. Обе засняты в профиль, улыбка Нины сияет жизнью в неярком освещении бассейна. Размытые силуэты людей на заднем фоне лишь резче подчеркивают профили сестер, точно кто-то обвел их тонкой линией.

Не дождавшись реакции Лео, Ист принимается тараторить:

— Это серебряно-желатиновая фотопечать. Я напечатал один снимок на пробу, и получилось здорово. Я и сам не знал, что у меня есть этот кадр. Наткнулся на него пару дней назад. — Он нервно откашливается. — Знаю, тебе нужны воспоминания о том вечере. Мне он запомнился таким. До всего, что… — Ист умолкает, а Лео, стиснув рамку, вглядывается в фотографию, словно желает раствориться в ней, вернуться в прошлое, туда, где еще все хорошо. — Это мое воспоминание, Лео, — вполголоса произносит Ист. — Я хочу, чтобы оно было и у тебя.

Сердце Лео бьется гулко и часто, будто кто-то сжал его изнутри.

— Ист, — произносит она, когда к ней возвращается дар речи, — это изумительно. Это…

— Я