Быть может, я считала, что это приемлемо, потому что это всего лишь телефон, кусочек электроники. Не то что лезть в дневник или в ящик с бельем и не в замочную скважину подглядывать.

Возможно, повлияла моя научная жилка, въедливость врача, который любит докапываться – смотреть результаты анализов, биопсий, глубже и глубже, пока не найдет верного ответа.

Или все из-за того, как он обращался с телефоном. Мне не хотелось давать волю инстинкту, но игнорировать его полностью было трудно.

Я смотрела, как Джек вводит пароль, – искоса подглядывала, не поворачивая головы. Это заняло три дня. Узнавала цифры по одной: 6865. Запомнила так же легко, как сохраняла в памяти дозы и взаимодействия лекарств.

Единственный момент, когда я могла добраться до телефона, – ночью. Все остальное время Джек непрерывно держал его при себе: в кармане джинсов, или в руке, или экраном вниз на подлокотнике дивана. Он держал телефон, открывая банки с кормом для Говарда; на подоконнике в ванной, когда брился; клал в карман пальто, запирая двери. А когда готовил еду, телефон был на кухонном столе, несмотря даже на то, что его могло забрызгать жиром от сковородки.

Но ночью телефон оставался без внимания. Стоял на зарядке без присмотра.

Это было просто. У нас одинаковые айфоны, так что, когда я отсоединила телефон от зарядки, мой палец уже лежал на кнопке выключения, чтобы экран не засветился. Я решила унести телефон с собой в ванную, хотя был риск, что Джек проснется и не найдет телефона. Скажу, что мне стало нехорошо, сошлюсь на Уолли.

Телефон был у меня в руках, и я стояла, прислонившись к раковине. Дверь была заперта. Я провела по экрану пальцем, ввела пароль и стала читать.

Я вышла из сообщений и открыла браузер. Погуглила Лорн – городок рядом с Обаном. Погуглила Гэвина – юрист.

Сообщения получены чуть раньше выходных, которые мы провели вместе. Встречался ли он в тот день с Гэвином? Я вспомнила тот день – ходила в магазин для мам и малышей. «Приезжай после 19.00» – так тогда сказал Джек. Вот почему он не пригласил меня на саму игру. А может, поэтому мы там вообще оказались. Он даже не играл в регби, только сделал вид.

Перед вечеринкой в клубе Джек встречался с юристом. Теперь это очевидно. А потом… я сглотнула, мне стало нехорошо от этого двуличия, когда я вспомнила мокрые волосы и мятный запах, – он принял душ, чтобы выглядело, будто он играл, хотя даже не выходил на поле.

И конечно, Джулс-черт-ее-побери-Оливер не сказала, что главная проблема в просмотре чужих сообщений вот какая: если ты не найдешь чего-то без сомнения уличающего, то ничего у тебя нет. Тебе не с чем выступить открыто, а руки у тебя нечисты.

Мы сидели в «Старбаксе», Одри подвинула мне чашку. Молочная жидкость плеснула через край.

– «Осенний кофе», как сказал бариста, – Одри закатила глаза. – Дождь и лужи.

Мы обе пили тыквенный латте с пряностями. Автоматические двери, будто обладая собственным разумом, открывались и закрывались, когда мимо них проходили ничего не замечавшие пешеходы. На улице шел дождь, в новостях обещали много дождей этой осенью. Рекордное количество осадков.

– Как прошел день рождения Серебристой Спины? – спросила Одри.

– Мучительно, – ответила я, скривившись. – Постоянная демонстрация доминантности.

– Боже мой, – она посмотрела на меня, как умеют лучшие подруги, приглашая к разговору.

Я ей рассказала все. Она слушала, глядя на меня внимательно – у нее были глаза юриста: анализирующие, иногда задумчивые. Я выкладывала информацию, будто строила карточный домик своих подозрений.

– Я уверена, что почти все, о чем ты рассказала – стечение обстоятельств, – сказала она с уверенной улыбкой. – Его привычка таскать везде телефон. С юристом, скорее всего, виделся насчет возврата налогов; с кем-то в городе поругался – да может, его просто толкнули. Ничего это не значит. Ведь так?

Одри крутила кольцо на большом пальце. Она, в отличие от меня, любила моду.

– Вот не знаю. Я…

У меня не получалось найти правильные слова. Факты говорили, что он ни в чем не виновен, ничего против него нет, стечение обстоятельств. И мне следует в это поверить и игнорировать ложную интуицию – она меня уже доводила до беды. При отсутствии твердых фактов обращаешь внимание совсем на другое: не на само письмо, а на выражение лица Джека, как он сделал долгий вздох; не в странном прозвище, всплывшем в регби-клубе, а в реакции на это прозвище.

Да, нелогична эта интуиция, но игнорировать ее трудно. Когда-то она была для меня важной – подкрепленная результатами анализов, спасала жизни больных. И они никогда друг другу не противоречили – инстинкт и наука.

Пока не тот случай с Беном и работой. Инстинкт не сработал, я на него больше не могла полагаться. Как алкоголик, который знает, что, как бы ему ни хотелось, даже одного стаканчика нельзя ни за что. Вот и я сейчас должна изо всех сил игнорировать собственные мысли.

Мой рассказ дошел до конкретного примера:

– Письмо, которое я увидела. Там говорилось про «Зверское преступление Дугласа», но его не существует. Никаких следов. А в сообщении формулировка была такая, будто это о Джеке. Там говорилось «прости», там говорилось «твоя история».

– Ну да, его история – если история его друга. И не обо всех нападениях всегда сообщают.