Мальчику не нужны были слова оправдания, его вполне устраивал алый отпечаток на ее щеке, разбитая губа и слезы боли, фонтаном брызнувшие из глаз.

– П-пожалуйста! Не нужно! – взмолилась Фэйм, когда в лоб ей уперся ледяной камень магического жезла.

«ВсеТворец! Помилуй!» По большому счету, она уже распрощалась с жизнью и не просила ВсеТворца спасти. Слишком уж хорошо вдова мага представляла, чего следует и чего не следует ждать от хокварского выпускника. Жалости и милосердия в этих мальчиках после десяти лет учебы не осталось даже щепотки. От звериного нутряного страха, жидким огнем растекающегося по жилам, Фэйм подурнело. Нескорая, позорная и мучительная смерть смрадно дыхнула в лицо женщине.

– Нет, паршивая тварь, очень даже нужно, – обрадовался блондин, впиваясь толстыми пальцами в челюсть жертвы и запрокидывая ей голову. – Это твой любовник? Да? – поинтересовался он, кивая на Джевиджа. – Твой хахаль, шлюха?

Даже если бы Фэйм хотела что-то ответить, вряд ли у нее получилось бы: юный чародей едва челюсть ей не сломал. С Россом у парней будет короткий разговор – одна маленькая молния в глаз, стоит ему пошевелиться. Зачем возиться с мужчиной, когда есть такая замечательная жертва – испуганная, беззащитная тетка, с которой можно сделать все, что душа пожелает. А мы-то знаем, чего более всего остального жаждут души двух молоденьких мальчиков, уже вкусивших сладости всевластия. Чего? Конечно же – мольбы о пощаде, унижения, слез и страха. Да, да – того самого сочного, дрожащего на кончике языка вкуса чужого бессилия, за которым охотится каждый маг.

А если Росса Джевиджа убьют, тогда и Фэймрил Эрмаад не уйдет из этого проклятого леса на своих ногах. Зачем же оставлять свидетеля, верно?

– Ты подумай, Сколли, так вчера намиловались, что мужик спит теперь беспробудным сном, – зацокал языком брюнет.

Глаза у него затуманились предвкушением забавы, став из светло-голубых пронзительно синими. Ах, какие у него красивые глаза – настоящая девичья ловушка. В них, будто в зеркале, Фэйм видела в этот миг себя – грязную, растрепанную, зареванную тетку с разбитым носом и трясущимися от боли распухшими губами. Мерзкое никчемное существо, созданное ВсеТворцом лишь для того, чтобы потешить самолюбие умненького и талантливого юного колдуна. Была бы еще молоденькой красоткой, а так… Какая-то жаба, которую не жалко раздавить каблуком. Кому нужны эти жабы? Так ведь, ваше чародейство?!

– Стало быть, ты у нас – горячая бабенка?! – обрадовался мальчик Сколли, скорчив насмешливую рожицу. – Старая, но опытная. Да? Это хорошо.

– Обслужишь нас по первому классу? – спросил Гэрри.

Фэйм совершенно невозбуждающе молчала, поэтому отхватила пару жарких оплеух по губам и уху и несколько ударов в грудь.

– Ну, чего ждешь? Открывай рот, сучка! Тебе не привыкать, – рассмеялся он и полез расстегивать ширинку.

Мистрис Эрмаад отпрянула назад, инстинктивно загораживаясь руками. И тогда на нее снова обрушились удары. Со всех сторон и по чему попало. Много ударов – много боли, но не она самое страшное, а то, что всем существом Фэйм завладело какое-то животное равнодушие. Пусть делают что хотят – нет сил сопротивляться произволу.

Наверное, если бы юные волшебники Фэйм попросту изнасиловали, то она так и осталась бы в этом жутком оцепенении, позволив сотворить с собой все, что угодно. Но обыкновенное насилие не показалось юношам особо привлекательным, они решили разнообразить веселье. Белобрысый Сколли предложил сначала помочиться на жертву. Так же смешнее, не правда ли?

Желудок скрутило болью, и кислота отвращения подкатила Фэйм к горлу, внезапно отрезвив.

«Да что же я делаю?! – встрепенулась женщина. – У меня же револьвер есть! У меня! Револьвер! Есть!»

Как все беззащитные в обыденной жизни люди, непривычные к самой мысли о возможности смертоубийства, она вспомнила о спрятанном под юбкой оружии в самый последний момент.

И вдруг на поляну вышел какой-то парень в студенческой куцей курточке и фуражке. Если бы под его ногой не хрустнула ветка, то молодые чародеи его и не заметили бы, так увлеченно они возились со своими штанами.

Гэрри и Сколли резко обернулись на звук и почти синхронно потянулись за волшебными жезлами. Свидетеля следовало устранить как можно скорее. И продолжить забаву.

Тогда Фэйм быстро сунула руку под одежду и… Да! Она выстрелила. Прямо в стоящего над ней Гэрри, попав в живот чуть ниже пупа.

Только что была ровная гладкая кожа, и вдруг – раз! Мистрис Эрмаад успела увидеть похожую на уродливый, вонючий ало-черный цветок рану, прежде чем крепко зажмурить глаза. В лицо брызнуло горячим и липким, и одновременно раздался второй выстрел.

Руки у него тряслись, как у запойного пьяницы, еле-еле получилось прицелиться – мушка перед глазами так и плясала. Удивительно, что вообще сумел попасть.

С развороченным нутром особенно бойко волшебной палочкой не помашешь – это факт. Наверное, темноволосый колдунишка помер сразу от болевого шока, а вот второй – коренастый парень с грубой мордой – оказался куда как крепче. Тяжелая медленная пуля вырвала ему кусок бока вместе с половиной почки, но не убила. Магический жезл выпал из рук Сколли и откатился в сторону, а не то неизвестно, чем бы кончился для Джевиджа его меткий выстрел по мучителям.

С трудом оторвав седалище от земли, пошатываясь из стороны в сторону, Росс подошел к раненому ближе и, пока тот не дотянулся до своего жезла, наступил парню на руку.

– Ради ВсеТворца! Не убивай! Ради милосердия!

От боли лицо молодого человека стало белее муки, а в широко распахнутых глазах застыл запредельный ужас, когда Росс приставил дуло револьвера к его лбу. Чтобы уж точно не промазать, даже если дрогнет рука.

– Я не хо…!

Может быть, он собирался сказать «не хочу»? Но выстрел оборвал хриплый дребезжащий вопль. От страха так часто бывает – голос пропадает начисто. Вроде бы надо кричать, звать на помощь, а нечем – глотка немеет. Росс удовлетворенно хмыкнул: «Маги магами, колдовство колдовством, а своя родная шкура все равно дороже». Умирать никому неохота, а когда ты молод, талантлив и полон надежд, то втройне нет желания расставаться с только-только начавшейся жизнью. Гораздо сложнее вообразить себе, что жить хочется и в сорок, и в пятьдесят, и в семьдесят. На том зачастую и обжигаются молодые да ранние.

Убедившись, что добивать брюнетика не придется, Росс подошел к женщине. Она все еще страшилась посмотреть на содеянное – так и сидела на земле с изо всех сил зажмуренными глазами, молча, сотрясаемая то ли крупной дрожью, то ли рвотными позывами. А может, и тем и другим одновременно.

– Вы… Фэймрил Эрмаад? – запинаясь, спросил Росс, с огромным трудом вычленяя из гудящего роя мыслей имя.

Единственное имя, за которое его сознание уцепилось мертвой хваткой.

…Проклятье, проклятье, проклятье! Тебя словно несет течением под слоем толстого прозрачного льда… студеная вода сковывает тело, сильнее, чем смирительная рубашка, и нет сил даже дышать… Ты раскрываешь рот, кричишь, царапаешься, просишь о помощи, но никто не слышит, там, по другую сторону панциря в сиянии дня, в мире, где есть ветер и солнце, никто тебя не слышит… потому что тебя нет уже в этом мире… уже нет…