Я выпорхнула из департамента с улыбкой. Планы скорректировались, впрочем, обед в них по-прежнему фигурировал. Тень за спиной уплотнилась, обрела аромат знакомого одеколона, и я, не оборачиваясь, бросила через плечо:

— Ваши услуги сегодня, господин Стивенсон, не понадобятся.

Тень без пререканий растворилась, оставив легкое ощущение того, что насовсем она не исчезла — просто сделалась невидимой.

Впрочем, на этот счет особых возражений у меня не имелось. Если Кьеру так спокойнее, пусть так и будет. Да и в глубине души я готова была признать, что мне — тоже спокойнее.

Без четверти три я сидела в пролетке, в паре десятков футов от тяжелых кованых ворот Фелтсворта — одной из двух городских тюрем. Здесь было тихо и безлюдно — только стража у ворот с каменными лицами. И я.

Когда большие квадратные часы на тюремной башне пробили три раза, ничего не произошло, но я сидела и ждала, нервно теребя пальцы в перчатках, и ожидание было вознаграждено. Отворилась обитая железом калитка в серой стене, из нее вышел страж, бдительно окинул взглядом окрестности и принялся по одной выпускать на свободу растрепанных женщин. Те тут же кучковались парами и тройками и разбегались в разные стороны, торопясь убраться подальше.

А одной из последних стены Фелтсфорта покинула до боли знакомая мне девица — клетчатая юбка, светлая макушка, на этот раз без традиционных фиалок, и я досадливо покачала головой — вот угораздило ее все же там оказаться!

Изобретательница зябко ежилась, озираясь, подружки тогдашней при ней не наблюдалось, и я, не удержавшись, взмахнула рукой и окликнула:

— Джейн!

Девушка обернулась, и голубые глаза изумленно расширились. Она направилась в мою сторону почти бегом, и уже через несколько мгновений я протянула ей руку, чтобы помочь подняться в пролетку.

— Леди Эрилин, — прошептала Джейн осипшим голосом. — Что вы здесь делаете?

— Я? Мне кажется, куда уместнее спросить, что вы здесь делаете, юная барышня? Гений! Будущее мировой науки! — Я стянула с себя плащ и накинула на острые дрожащие плечи, бросив извозчику адрес, отпечатавшийся в памяти еще со встречи в герцогском особняке. — Позвольте поинтересоваться, чем вы думали?

— Женщины имеют право быть услышанными. — Юная пулистка вздернула нос и сверкнула глазами. — Мне казалось, вы, как никто другой, должны это понимать! Мне Томас рассказывал… и вы же были тогда на площади!

— Моя дорогая, я буду последним человеком, который будет спорить с вами о женском праве голоса, но поверьте мне, из застенков Фелтсворта его точно никто не услышит!

— Нас арестовали несправедливо!

— Это как-то отменяет тот факт, что вас арестовали?

Джейн открыла рот. Закрыла. Нахохлилась, кутаясь в мой плащ, а растрепанные светлые волосы делали ее еще больше похожей на маленького пушистого птенца.

— Послушайте, Джейн, — я смягчила тон, пока не успела настроить девушку против себя, — для достижения общей цели каждый должен делать то, что у него получается лучше всего. Женщины, работающие на фабриках, занимающиеся тяжелым физическим трудом, не имеющие доступа к образованию, могу обратить на себя внимание только одним путем, это верно. Но этот путь не для вас и не для меня. Не потому, что мы — чем-то лучше их, нет. Просто у нас другие возможности, другие способы взаимодействия с этим миром. Мы можем что-то кому-то доказать другим путем, вы понимаете? Дать понять окружающим, что пулистское движение — это не только крики, митинги и битые витрины. Показать им, почему женщины действительно должны иметь те же права, что и мужчины. Не потому, что мы этого так вдруг захотели — а потому, что мы достойны, что мы не уступаем им ни в чем. У вас есть редкий талант, возможность произвести настоящий фурор, прогреметь своим именем! А вы, вместо того чтобы бросать все силы на его развитие, распыляетесь по мероприятиям, которые не только не несут для вас никакой пользы, но еще и причиняют вред!

Я помолчала несколько мгновений, наблюдая за тем, как в глазах изобретательницы проступает задумчивость, и добавила:

— На площади в тот день я оказалась случайно. Я никогда не стала бы участвовать в подобном.

Джейн прикусила губу и уставилась на носки выглядывающих из-под испачканной клетчатой юбки ботинок.

— Вы так говорите, потому что вы — леди, — буркнула она не то обвиняюще, не то с легкой завистью.

— Я так говорю, потому что вы мне нравитесь, Джейн. И мне не хотелось бы, чтобы вас поджидала незавидная судьба заключенной или каторжницы. Страдать во имя идеи — конечно, очень благородно, но это не ваш путь.

Изобретательница молчала, но в молчании теперь чувствовалось признание моей правоты, которую упрямая юность вслух озвучить была пока не готова.

— И все-таки как вы узнали, что я угодила в тюрьму и во сколько меня освободят? Вам сказал Томас? — и голос ее дрогнул. Сразу стало понятно, что перспектива того, что юный лорд узнал о ее героических похождениях, Джейн не радовала. Особенно с учетом того, что встречала ее я, а не герцогский брат.

— О, я понятия не имела, что встречу вас здесь, — беззаботно отозвалась я. — Я просто проезжала мимо по делам департамента. А тут — вы!

— Значит, Томас не знает? — с надеждой уточнило юное дарование.

— Пока — нет.

— Пока?..

— Вы полагаете, он не заметит, если однажды вы не вернетесь домой, потому что в очередной раз оказались в застенках и на этот раз не на сутки, а на пару лет?

Джейн покраснела, спрятала глаза и тему развивать не стала, чему я, в общем-то, была рада. Все же не стоило пулисткам, особенно юным и идейным, знать, каким образом некая леди добилась их освобождения, несмотря на то что, по моему скромному мнению, образ оказался весьма приятным и в обязательном порядке требовал повторения.

Оставшийся путь прошел в молчании и задумчивости, как я надеялась, плодотворной. Когда пролетка остановилась возле небольшого традиционного дома в два этажа, с низкими, ровно подстриженными кустиками возле высокого крыльца, Джейн наконец подняла на меня глаза.

— Леди Эрилин, могу я пригласить вас на чай?

— Вы уверены, что это будет удобно? Ваш отец, должно быть, места себе не находит.

Изобретательница снова покраснела, выдавая тем самым, что именно поэтому присутствие постороннего человека в доме прямо сейчас будет более чем удобно и прикроет ее от отцовского гнева.

— О, я уверена, он очень рад будет с вами познакомиться! — горячо заверила она и неожиданно жалостливо добавила: — Пожалуйста…

Кажется, я начинаю понимать, чем именно госпожа Джейн Свифт зацепила юного лорда Томаса. Перед таким взглядом сияющих голубых глаз редко какой мужчина мог устоять. Даже мое суровое женское сердце дрогнуло!

Вполне возможно, что влезать в семейные выяснения отношений сейчас было бы и не самым разумным делом, зато лучшего повода, чтобы потом попросить рассказать об изобретениях и магии в них, не придумаешь.