– Эльдар, – позвала Лиза откуда-то издалека.

Мамонтов знал в жизни толк, он был невероятно прав: любовь тоже сила, величайшая сила, и только глупец будет ее недооценивать. А Эльдар знал, что в его конкретном случае нет и быть не может никакой любви. Он изувечен долгими годами в лечебнице, искромсан на части постоянным наличием зверя за спиной и изломан силой и властью, которые имел, но не мог использовать.

Жалость? Пожалуй. Но жалость унижает. Обнять и плакать – это не для него.

Эльдар вздохнул и пошел к выходу из проулка. В соседнем дворе был припаркован его автомобиль, и оставалось надеяться, что транспорт не угнали. Это только кажется, что окраины пустуют, на самом деле здесь отирается столько народу, что мало не покажется. Лиза молча потянулась за ним, и Эльдар невольно радовался тому, что она сейчас держит язык за зубами. Когда они покинули место поединка, заклинание заморозки лопнуло. Милиционеры и врачи словно бы пробудились от долгого муторного сна и не сразу поняли, где находятся и что вообще происходит. Но Эльдар этого уже не видел. Машина обнаружилась на прежнем месте; открыв дверцу, он устроился на водительском сиденье и спросил:

– Тебя подвезти?

* * *

Спустя неделю после смерти Мамонтова, очень суматошную неделю, до края забитую работой, Эльдар понял, что зверь умер, но его тень осталась.

Когда Эльдар получил очередное письмо от московского трибунала и прочел: «Уважаемый господин Поплавский! Трибунал ознакомился с ходатайством Большой европейской группы о вашем втором посвящении. Учитывая все возможные последствия, мы вынуждены ответить отказом» – тень убитого зверя, клокастая, нервно дрожащая, встала за спиной Эльдара и схватила его за плечи бесплотными туманными лапами. Он еще успел удивиться тому, что внезапно стало холодно, а во рту появился привкус крови, а потом упал на колени, практически лишившись сознания от страшной головной боли, раскалывающей череп.

В клубе проводили концерт той самой группы «Сплин», которую Эльдар услышал ранней весной. Музыка ему неожиданно пришлась по душе, а в Турьевске любили Васильева – достаточно дорогие билеты на июльский концерт раскупили за пару дней, и сейчас зрители собирались внизу, у небольшой сцены. Промоутеры несколько минут назад получили от Эльдара окончательные распоряжения по поводу события и ушли; Эльдар оперся о сиденье кресла и попробовал встать, прекрасно понимая, что его никто не найдет в течение ближайших полутора часов, если он не доберется до аптечки, не бросит в рот горький кругляш таблетки и не поможет себе сам.

Аппитум, особая разработка одного из закрытых институтов по спецзаказу московского трибунала, на какой-то миг увеличил головную боль и заставил сердце колотиться в два раза быстрее, но затем все – и боль, и срывающийся пульс – ушло, словно кто-то протянул руку и опустил рубильник. Эльдар, бледный, насквозь мокрый от пота, поднялся с пола и сел в кресло. Чувствовал он себя на удивление хорошо, хотя прекрасно знал, что за этой волной эйфории и облегчения придет скорая расплата. Аппитум не давал организму новых сил, а просто резко мобилизовывал те, что уже были в наличии – завтра утром Эльдару предстояло лежать в кровати полным овощем.

Но это будет завтра.

Взяв письмо, Эльдар несколько раз перечитал скупые строчки, чувствуя за ними неописуемое ехидство. Пусть за Оборотня настойчиво замолвил словечко сам Томаш, пусть таланты господина Поплавского ни для кого не секрет, пусть есть достаточно надежная информация о том, что он избавился от своей болезни – все равно не пустим, все равно раздавим, просто ради того, чтобы знал, у кого власть.

Есть такие люди, которых просто не любят. Без всяких причин.

Эльдар скривился и, вынув из кармана пиджака зажигалку, поджег письмо и бросил его в пепельницу.

Снизу донеслись аплодисменты и восторженные возгласы.

– На барабанах играет Сергей Наветный, на бас-гитаре Саша Морозов, на гитаре человек по фамилии Березовский, на флейте – Яник Николенко, моя фамилия Васильев.

Эльдар смотрел, как письмо трибунала превращается в пепел и думал, что надо бы встать и выйти на балкон – прямо над сценой – остаться незамеченным и послушать музыку.

Клуб был полон. Эльдару казалось, что он смотрит на дно моря, а зрители и музыканты – не люди, а странные существа из далекого, непостижимого мира, неясные создания со своими мыслями, ценностями и планами, которые он никогда не сумеет принять и понять. Но была музыка, и Эльдару оставалось только смотреть и слушать.

Зал пел вместе с Васильевым, и негромкий шепот флейты руководил ими – так Крысолов подносит к губам дудочку и уводит из города тех, кто ему нужен. Бас-гитара и барабаны задавали ритм – тот самый, в котором дрожало, почти выпрыгивая, сердце Эльдара. Наверное, хорошие песни тем и хороши, подумал он, что в них поется о тебе самом. Ты слушаешь и удивляешься тому, что создатель как-то умудрился заглянуть в твою душу и рассказать о тебе так, что ты не испугался, а обрадовался.

Припев зрители пели хором. Эльдар видел с балкона, как Лиза и Эрик в первом ряду фанзоны тоже поют. Почему-то он заметил их только теперь, словно его брата и девушку внезапно осветил луч осеннего солнца, широкий и яркий.

Мамонтов оказался прав. Он не солгал ни словом.

Эльдар усмехнулся. Все развивалось так, как и должно было. Случись что-то, выходящее за рамки его плана, он бы искренне изумился. Слушать музыку больше не хотелось. Эльдар покинул балкон и вышел в пустой сейчас коридор.

Он вдруг подумал, что ему плохо, и нет смысла это отрицать. Эльдар смотрел на Лизу и брата с балкона и видел рядом с ней себя – нормального себя, а не изувеченного зверем, больницей и магией. Он видел себя, достойного взаимной любви, а не той тупой душевной боли, которая сопровождала каждый порыв его чувства.

Неудивительно, что Лиза выбрала Эрика – здорового человека, а не оборотня. Неудивительно.

В конце коридора, возле лестницы, курила Кристина, эффектная крашеная брюнетка, стажерка, умудрившаяся за полторы недели перессориться чуть ли не со всем коллективом клуба. Эльдара она держала за психопата и садиста, откровенно презирала и не считала нужным это скрывать; вот и теперь наткнулась на него взглядом и скривилась. Впрочем, довольно быстро во взгляде стажерки мелькнуло любопытство: видимо, Эльдар выглядел так, словно собирался откинуть копыта прямо в коридоре, и Кристина рассуждала о том, как это может выглядеть.

Эльдар подарил ей свою самую очаровательную улыбку и осведомился:

– Кристиночка, милая, а у тебя загранпаспорт есть?

Ее мысль – ведь псих ненормальный, а какие деньжищи! – прочитали бы и те, кто не одарен магическими способностями. Презрение во взгляде моментально растаяло. Теперь там плескалось растопленное сливочное масло.

– Конечно, Эльдар Сергеевич, – улыбнулась Кристина.

– Тогда собирайся, – промолвил Эльдар, разглядывая девушку так, как придирчивый покупатель смотрит на товар на рынке. – Через два дня летим в Берлин на биеннале. Любишь современное искусство?