от жены. Но Люся… Когда я ее впервые увидел, то понял – если не помогу ей, никогда себе не прощу.

«Очень странно. А Регина рассказывала, что ты ее в стриптиз-баре подобрал. Да и тот скандал, учиненный в ее квартире, как-то мало укладывается в легенду о добром самаритянине. Кто из вас врет?»

– Мы с ней хорошо жили, ну, насколько это возможно в наших обстоятельствах, – продолжал Михаил, глядя перед собой на дорогу. – А потом все пошло кувырком. Она вдруг начала писать эти романы, я даже понять не успел, в какой момент. И что-то сломалось. Мне кажется, она просто попала под влияние этой Регины и пиарщиков в издательстве. Конечно, мне тоже не нужна была огласка, но ведь можно было продолжать жить так, как мы жили до этого, никто ведь ничего не знал. Но Люську как подменили. Нервная стала, начала пить – вот это меня раздражало сильнее всего. Я боролся, сколько мог, но она уже не нуждалась во мне и однажды просто сказала: «Уходи».

«Я вообще ничего не понимаю, – ошеломленно думала Настя, слушая его рассказ. – И не похоже, что он врет, слишком уж искренне переживает. Но Регина говорила, что он ушел сам, нашел моложе, а Люся страдала. С его же слов все выглядит несколько иначе. У Регины теперь ничего не спросишь… К смерти Ромашкиной Михаил вряд ли причастен, а вот Регину в принципе мог, и… слишком уж он на нее зол, вон как ноздри раздуваются, едва упоминает ее имя».

– И вы… ушли? – осторожно спросила она, когда Михаил надолго умолк.

– А что мне оставалось? Я попытался ее забыть, мне это почти удалось. А однажды она позвонила мне, захлебывалась в истерике, рассказывала какие-то жуткие вещи про картину, посуду и платья – вроде как в квартиру кто-то входит, что-то меняет, потом возвращает на свои места. Я поехал к ней и застал жуткую картину. Люся была пьяна, крушила все вокруг, кричала, даже меня не сразу узнала. Я пытался ее успокоить, но она только сильнее злилась и кричала, я тоже повысил голос… Словом, соседи вызвали полицию. Люся в меня кинула какой-то банкой, чуть лицо не разбила, я разозлился, крикнул, что отверну ей голову, если она не прекратит пить, и ушел. Больше мы не виделись, а потом мне позвонила Регина. Позвонила и накинулась с обвинениями, кричала, что я виноват в смерти Люси, что я ее убил. Ну, бред…

«А ведь если в этом рассказе слегка сместить акценты и кое-что добавить, то выйдет как раз то, что рассказала мне Регина. И скандал все-таки был, только вот квартиру громила сама Люся – пьяная и напуганная. Регине же зачем-то нужно было преподнести это как скандал, устроенный Михаилом якобы из-за книги. Но зачем? Хотя… ведь я представилась ей журналистом, а Михаил – депутат, Регина хотела свести с ним счеты при помощи меня – только этим я могу объяснить то, что она рассказала. Осталось только понять, чем этот Михаил так насолил редакторше».

– Я вообще не понимаю, как она ухитрилась так влезть Люське в душу, ну ведь противнейшая же баба, отвратительная! – Настя встрепенулась, поняв, что задумалась и пропустила какую-то часть его монолога. – Распоряжалась Люськой, как своей собственностью, та, по-моему, даже не знала, сколько у нее денег на счету в банке – всем заведовала эта бабища! Мне кажется, она ее и спаивала – чтобы иметь возможность контролировать все!

«А ведь это так просто… – подумала Настя. – Как мне сразу не пришло это в голову? Ведь Регина сказала про доверенность. Она могла распоряжаться деньгами Люси, в этом все дело. И не ее ли рук дело все эти подмены вещей? Как бы теперь это проверить?»

– Послушайте, Настя, – вдруг сказал Михаил, оборачиваясь к ней. – Вы куда-то спешите?

– В… каком смысле?

– В прямом. Вы сегодня должны еще куда-то ехать или идти?

«У меня в семь встреча с полицейским», – чуть не ляпнула Настя, но вовремя спохватилась:

– Я свободна до шести.

– Тогда я приглашаю вас выпить.

– Меня не пустят в приличное место – в грязном пальто.

– Это я как-нибудь решу. Соглашайтесь, пожалуйста, Настя, я не могу сейчас остаться один.

И она согласилась, предупредив, что должна будет уйти ровно в шесть. Отменять встречу с полицейским ей показалось невозможным.

Захар стоял у открытого гроба и вглядывался в лицо лежавшей в нем женщины.

Настя была права – она действительно чем-то напоминала Стаську Казакову до того, как та сделала пластическую операцию. Очень странное впечатление складывалось, и Захар не знал, куда девать глаза, на что посмотреть – взгляд неизменно притягивало это бескровное лицо с заострившимися чертами.

«Наверное, моя вина в произошедшем тоже есть, – думал он, стараясь все-таки не смотреть в гроб. – Ведь если бы не я, эта женщина была бы жива, я в этом практически убежден. Выходит, что я такой же убийца, как тот, кто на самом деле сделал это? Интересно, Тимофей думает об этом? Вряд ли. У него все измеряется деньгами, мне кажется, он даже не знает значения слова «совесть». Мне так никогда не суметь».

Тимофей слегка дернул его за рукав, и они отошли в сторону, а к гробу приближался высокий крепкий мужчина в коричневом пальто.

– Кто это? – спросил Захар, заметив, что мужчина положил руку на скрещенные руки женщины, и этот жест показался каким-то слишком уж интимным.

– Это и есть тот самый мужик, о котором я рассказывал, – чуть дрогнувшим голосом сказал Тимофей. – Надо же – приехал, не побоялся.

– Чего ему бояться?

– Я уверен, что это он нашу птичку того…

– И после этого явился на похороны? Ты сам-то в это веришь?

Тимофей пожал плечами:

– А что такого? Такие, как он, от собственной безнаказанности наглеют и перестают чего-то опасаться.

– Не думаю. Очень уж нежно он ее за руки держит, посмотри. Не похоже, что затаил обиду, правда? И лицо потерянное.

– Тебе не все равно? Думай лучше, как мы дальше действовать будем. Еще три книги я выпущу – максимум, больше не получится вывезти на истории о трагической гибели. А потом что?

– Пока не знаю, – вздохнул Захар. – Может, свернуть все?

– С ума сошел? – возмутился Тимофей так громко, что на них начали оборачиваться. – Черт… с ума, говорю, сошел? – понизив голос, повторил он. – Только-только хорошие деньги пошли, на этой истории еще можно поднять. Никак нельзя сворачивать сейчас, даже слушать не хочу!

– Это ты сошел с ума! – зашипел разозлившийся Захар. – Не понимаешь, что происходит? Кто