Однако плакала Агнес не поэтому. Раньше она думала, что любезности что-то значат, но теперь поняла, что ошибалась. В тот день она сокрушалась не об утраченном статусе и не о безразличии людей, которых считала друзьями. Она оплакивала горе своего сына, которому только что сообщила, что его папа улетел на небеса. Она оплакивала и себя, и гибель мужа. Она думала, что потеряла его много месяцев назад, но последние события показали, что он жил в ее сердце.

До этого момента.

Может быть, ему что-то вкололи, или же сказалось физическое и эмоциональное истощение, но Кингсли не помнил, как закончилась поездка в автомобиле, и, проснувшись, увидел себя в очередной незнакомой постели. Сколько раз еще, подумал он, предстоит приходить в себя в незнакомом месте? Но эта комната была хотя бы гораздо удобнее предыдущих. Ему постелили крахмальное белье, и в комнате пахло чистотой.

— Попробуйте открыть глаза, — узнал он голос Шеннона. — Мы сняли повязки.

Кингсли медленно приподнял веки. Глаза резанул свет, и ему показалось, что боль в голове удвоилась.

— Где я? — спросил он.

— На конспиративной квартире.

— Когда я пришел в себя, я слышал корабельные гудки. Окно открыто, и я чувствую дыхание соленого ветра. Вы привезли меня во Францию?

Шеннон засмеялся:

— Нет, нет. Но мы рядом с морем. В Фолкстоне.

— А-а, в Фолкстоне.

Кингсли, как и любому опытному офицеру полиции, было известно, что часть управленческого аппарата британской военной разведки располагалась в Фолкстоне. Отсюда же руководили секретными операциями некоторых из союзников — французы, а также бельгийцы и, по слухам, русские, хотя едва ли у правительства Керенского хватало сил заниматься еще и шпионажем.

Теперь, когда глаза привыкли к свету, Кингсли смог рассмотреть своего похитителя. Во время поездки в машине он понял, что Шеннон младший из двоих попутчиков, но не ожидал, что тот настолько молод. Ему едва ли было больше двадцати пяти. Кингсли ввел в заблуждение голос Шеннона. Самоуверенный тон выпускника частной школы практически не меняется с двадцати до шестидесяти лет.

— Вы молоды для капитана, — сказал Кингсли.

— Это война молодых, — жизнерадостно ответил Шеннон. — Немногим из нас удается дожить до старости.

Кингсли сразу перешел к делу:

— Я не знаю, что вам нужно, капитан, но в любом случае вы обратились не по адресу. Я уже сказал, что не стану работать на вашу войну. По-моему, вы напрасно так старались.

— Слушайте, может, встанете, примете ванну и пообедаете со мной, а? Полагаю, от прогулки вы не откажетесь?

Кингсли уже давно мечтал о ванне и глотке свежего воздуха.

— Вообще-то прогуляться мне бы хотелось, особенно если учесть, что вскоре вы вернете меня в «Уормвуд скрабз».

— Не могу, вы ведь покойник. Похороны состоятся сегодня утром на территории тюрьмы. Боюсь, для вас это позор. Ваша жена отказалась присутствовать. И правильно сделала, если честно, учитывая, что вместо вас похоронят гроб, полный песка.

— Кажется, вы с поразительной легкостью губите человеческие жизни.

Шеннон улыбнулся:

— В общем-то, вы угадали, старина. Несколько глотков газа плюс пара, а то и десяток мертвых товарищей — и тебе уже на все на свете наплевать. К тому же, инспектор, это не я погубил вашу жизнь. Вы сами ее погубили своим напыщенным резонерством. Мы просто свели череду неприятных событий к логичному финалу. Поесть мы можем на набережной. Там есть парочка неплохих гостиниц.

— А вы не боитесь, что меня узнают? Я, конечно, не лорд Китченер, но моя фотография была в газетах. Все ведь думают, что я умер, и мне не хотелось бы довести какую-нибудь старушку до сердечного приступа.

— О, полагаю, все будет в порядке, старина. Борода у вас достаточно отросла, на лбу у вас повязка, и еще я принес вот это.

Он вручил Кингсли очки в толстой роговой оправе. У Кингсли было превосходное зрение, но стекла в очках стояли простые.

— Вы были опрятным парнем, верно? — продолжил Шеннон. — Боюсь, средств на костюмы разведка выделяет немного. Когда помоетесь, наденете вот это.

Одежда, которую он дал Кингсли, даже отдаленно не соответствовала привычному для него стандарту. Шеннон был прав: Кингсли всегда одевался элегантно и раньше и не подумал бы одеться в потрепанный твидовый костюм, который ему предложили теперь.

Приняв ванну и одевшись, он оглядел себя в зеркале. Узнать его действительно было трудно. Он и сам едва признал себя в безвкусно одетом, бородатом парне в очках. И Кингсли отправился с Шенноном на прогулку.

Лето выдалось неважное, и, хотя еще не кончился август, погода была почти осенняя. Однако для прогулки день был неплохой, особенно с точки зрения человека, недавно вышедшего из тюрьмы. Воздух был холодный, но небо голубое. Солнце сияло, дул бодрящий ветерок, и Кингсли понял, до чего же соскучился по свежему воздуху.

Вместе с капитаном Шенноном он прошелся по набережной. Многие женские головки оборачивались на Шеннона: он выглядел великолепно в форме, с медалями на груди, с офицерской тросточкой, начищенной пряжкой на ремне и в высоких сапогах. Он щеголял маленькими усиками в стиле Дугласа Фербенкса и безупречной набриллиантиненной шевелюрой, которой сейчас не было видно из-под залихватски надетой набекрень фуражки. Он купил на лотке глазированное яблоко и со вкусом жевал его на ходу С точки зрения Кингсли, капитан Шеннон был самоуверенным болваном, но не из тех, кого стоит недооценивать. Кингсли понимал, что за блестящей внешностью скрывается человек жестокий. Они шли мимо кучки клоунов, зазывавших зрителей на дневное представление и показывавших на набережной отрывки из него. Шеннон остановился посмотреть, и Кингсли тоже пришлось остановиться.

— Молодец, давай-давай! — крикнул Шеннон, глядя на высокую, гибкую женскую фигурку, которая отплясывала казачок в крошечной белой юбчонке и кофточке с задорными разноцветными пуговицами. — Отлично! Просто превосходно. Вот что нужно показывать войскам, верно? Недурно! А потом и все остальное. Не отказался бы от танцовщицы, а вы? Просто обожаю танцовщиц. В смысле, они ведь соображают, что к чему, верно? Маленькие кокетки. О да, они прекрасно соображают, что к чему.

Девушка закончила танцевать. Шеннон громко зааплодировал и был вознагражден скромной, лично ему адресованной улыбкой.

— Видите, я ведь говорил, — ухмыльнулся Шеннон. — Она все прекрасно соображает.

Девушка присоединилась к своим партнерам, после чего несколько мужчин в костюмах Пьеро показали совершенно несмешную пантомиму о взводе солдат, которые становились в строй и брали на плечо. Соль сценки была только в том, что солдаты никак не могли одновременно вскинуть ружья на плечо.

— Позор! — крикнул Шеннон, совершенно не стесняясь. — Верните обратно девчонок!