на месте, где некогда находилось обширное подземное озеро. Теперь, осушенное, оно предоставило свои необъятные полости для экспозиций Музея истории цивилизации. Введенный в строй в позапрошлом году, Музей стал излюбленным местом народных гуляний. О его экспозициях ходили легенды, но до сих пор у Андрона не оказывалось свободного времени, чтобы посетить одно из новых чудес Ойкумены.

Несмотря на ранний час, у дверей уже толпились десятки экскурсантов, явившихся группами и поодиночке. Оглядевшись, Андрон понял, что в такой очереди простоит не менее часа, и отправился в комнатку дежурного администратора. Увидев его, администратор вскочил, всплеснул руками и воскликнул: «Вах!»

Это оказался старый его знакомый, Герберт Мамиконян.

— Вот это встреча! — громко говорил Мамиконян, пожимая руку инспектору. — Наш знаменитый сыщик собственной персоной! Какими судьбами?! Или ищешь у нас какую-нибудь пропажу?

— А много у вас пропало? — усмехнулся Гурилин.

— Если откровенно, то в моем музее пропадать нечему, ведь История — вещь нетленная, она принадлежит грядущим поколениям, — заявил Герберт.

— Ты сказал, в «твоем музее»?

— Конечно, раз я его директор, то это мой музей.

— Поздравляю.

— На твоем месте я бы принес мне соболезнования. Адская работенка. Столько оборудования, аппаратуры, экспозиций, и все надо монтировать, состыковывать, подгонять, мне одних лазерщиков двадцать человек требуется, а у меня штат всего на семнадцать. Веришь ли, мне ежедневно одних экскурсоводов 75 человек позарез нужно, а выделяют всего 22. И каждый день кто-нибудь да потеряется, порой целые группы. Послушай, а что мы стоим? — вдруг спросил он. — Ты ведь в музей пришел? Ну и пошли, покажу тебе наше хозяйство.

Он завел друга в служебный лифт, который понесся вниз так стремительно, что у Гурилина замерло сердце.

— Ну, что бы ты хотел посмотреть? — спросил Герберт.

— Как что? У вас там как? По разделам? Отдельно наука, искусство?..

— Ну нет, мы давно уже заклеймили, как порочную, практику организации тематических музеев. Музей истории цивилизации охватывает целиком и полностью всю историю всего человечества. Историю отдельных наук, искусств, народов, течений, учений, стран, городов.

— Меня, скажем, интересует история Москвы.

— Прекрасно, — директор довольно потер руки. — Эта экспозиция у нас представлена наиболее полно. Повесь себе на грудь этот «поводок», — он протянул прибор на ремешке, похожий на древние фотоаппараты, и научил им пользоваться. — Вот видишь, это клавиатура с цифрами и буквами. А это указатель. На нем представлены абсолютно все экспозиции нашего музея. Скажем, тебе хочется побывать в…

— В древней Москве.

— Допустим. Ищем в указателе историю отдельных стран, историю городов, в графе эпох разыскиваем примерный век, нажимаем кнопочку, и загорится лампочка, которая будет мигать до тех пор, пока мы не придем на место. А «поводок» ты уже подстраиваешь на месте, по конкретным датам. Ну вот мы и пришли.

Двери лифта распахнулись, Андрон шагнул вперед и замер, пораженный красотой открывшейся перед ним картины.

Необычно чистый воздух буквально распирал грудь. Им можно было дышать и дышать, и сердце бойко стучало, а душа радовалась, видя отрадный сердцу каждого человека буколический пейзаж: лесистые, покрытые кустарниками холмы, лениво петляющая между ними речушка, в которой бабы полоскали белье и резвились голые ребятишки. А чуть подалее рослые бородачи двухаршинными пилами раскраивали бревна, ладили избы, многопудовыми кувалдами вколачивали сваи крепостных стен. Мимо рысью проскакивали несколько человек в латах, верхом на гнедых конях. Резко ударили в нос запахи конского пота, навоза, стружки, еды. Вон собравшаяся толпа с хохотом приветствует Петрушку, выскочившего из-за ширмы. А невдалеке жарко дышит кузница и чернобородый атлет огромным молотом бьет по раскаленной болванке, которая буквально на глазах превращается в изящный обоюдоострый клинок.

— Что это? — с трудом переводя дыхание, спросил Гурилин.

— Это? — Директор музея не скрывал тщеславной улыбки. — Это Москва первых веков своего существования.

Они прошли буквально несколько шагов, и картина неуловимо изменилась. Исчезли землянки, дома стали выше, украсились резным деревянным кружевом коньки и наличники, больше стало на улицах пешего и конного люда. Но вот звонко запел с вышины колокол, его медную трель подхватил второй, третий, и их голоса слились в одной мощной симфонии тревоги и ужаса. Все сразу же засуетились, куда-то побежали.

— Сейчас сюда ворвутся татары, — пояснил директор. — Если хочешь, можем остаться, посмотреть, масса трупов.

— Благодарю, — усмехнулся инспектор, — мне достаточно и своих.

Они свернули за угол, и вновь декорация неуловимо, но разительно изменилась. На площади стояли белокаменные строения, перед храмом с золочеными куполами бурлила толпа. У врат собора стрельцы с бердышами и в красных кафтанах держали оцепление. По ступеням, устланным дорогими коврами, чинно всходили бояре в высоких шапках.

— Коронация Ивана Грозного, — сказал директор. — Если хочешь, зайдем.

— А… можно?

Удушливый пряный дым кадил, сладкоголосые рулады певчих, громоподобный бас дьяка — и тощий маленький человечек с изможденным желтоватым лицом, буквально раздавленный помпезной чинностью и благолепием…

Вышли они с заднего крыльца собора. Площадь была пустынна. Сильный ветер гнал обрывки соломы, тряпок, мусора. Столбы дыма поднимались с разных сторон города.

Неожиданно из-за поворота прямо на них вынесся эскадрон всадников в латах и шлемах, за спинами их были прикреплены нелепо раскачивающиеся крылья. Перекинувшись несколькими словами с подбежавшими пищальниками, гусары пришпорили коней. Из соседнего переулка прямо на них выбежали люди с копьями и топорами. Хлопнуло два-три выстрела. И началась свалка…

— Это — примерно спустя сто лет, — объяснял Мамиконян. — Оккупация Москвы поляками. Так называемая Великая смута.

— Да-да, — пробормотал Андрон, — припоминаю. Начало семнадцатого века.

Они прошли еще десять-двенадцать метров, и перед их глазами вырос Кремль, весело зазвонили колокола златоглавых соборов, на площади раскинулись сотни, тысячи лавок и лавчонок, загорланила, загомонила многоголосая толпа, где-то грянула музыка. Гулянье.

Как зачарованный бродил Гурилин между оживленно расхваливающими свой товар торговками, крестьянами, работным людом, порой попадались солдаты в зеленых мундирах и треуголках. Идя следом, Герберт все говорил и говорил. Андрон вначале пропускал его слова мимо ушей, а потом прислушался:

— Сто сорок семь тысяч пятьсот двадцать два человека были заняты в массовках. Пять тысяч восемьсот восемьдесят один актер из трехсот шестидесяти четырех театров. При этом перспектива выполнена по новейшей технологии с применением новейших прогрессивных разработок…

— Каких еще разработок? — рассеянно переспросил Гурилин.

— Технология фирмы «Конверс интернешнл», — с готовностью ответил директор. — Прямая съемка объекта в отраженных лучах гелиевого лазера. Полная иллюзия объема.

— Иллюзия? — поразился Гурилин.

— Конечно, иллюзия.

Резко обернувшись, Гурилин схватил за руку проходившую мимо барышню. Та кокетливо захихикала, прикрываясь веером. Рука ее была теплой и мягкой.

— Все ближние фигуры — роботы. Мы постарались как можно точнее воспроизвести походку, манеру, мимику людей разных времен.

Следующая барышня, которую инспектор попытался взять за руку,