Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Проклятье! А ведь она уже почти ушла! Ладони Берта вспотели, и он вытер их о джинсы, изо всех сил убеждая себя, что вовсе не хочет схватить Касси за талию, притянуть к себе и посмотреть; какой лифчик она сегодня надела под рубашку…
Хейзл все бегала вокруг своей новой игрушки. Она радовалась, как ребенок на Рождество. И Касси, кажется, полностью разделяла ее восторг.
— Можно, я сделаю кружок вокруг корпуса? — умоляюще попросила сестра, перекидывая ногу через сиденье. — Я быстро. Туда и обратно, только проверю, каков он на ходу.
Берт кивнул, не в силах отказать, — хотя оставаться с Касси наедине ему очень не хотелось. Сестра уедет, и он должен будет минут пять бороться с самым сильным искушением в своей жизни! Но Хейзл уже завела мотор.
— Давай не поедем ни в какой ресторан! Можно отлично пообедать здесь, в университете. Мотоцикл же троих не увезет, а мы с Кассандрой хотели поесть вместе.
О нет! Она не может иметь этого в виду! Неужели ему придется еще и есть в компании Касси?
— Да, Кассандра обедает с нами! — крикнула сестра, и это были последние ее слова, которые Берт расслышал.
Из-под колес мотоцикла брызнул мелкий гравий, и Хейзл унеслась прочь. А Берт остался… остался наедине с Касси.
На него неизвестно почему нахлынули воспоминания о том, как он вез ее домой тогда, после всего произошедшего. Нет, он не хотел потерять Касси как своего друга. Но если для нее работа — это все, у него просто нет выбора. Ему нужно сохранять ясность мысли, потому что Хейзл и ее будущее важнее всего.
Кроме того, Берт старался не потерять и самоуважения.
Молчание затянулось. Касси тихо кашлянула, как учитель, желающий привлечь внимание аудитории. Потом заговорила, но Берт не сразу понял, что она хочет перед ним извиниться.
— Я хотела попросить прощения за… то, что случилось ночью на конюшне.
Касси сняла очки, как делала только в полном смятении, и принялась их нервно протирать, не глядя на собеседника. Волосы на этот раз она причесала не так, как обычно, — не закрутила в пучок, а заплела в косу и уложила вокруг головы. Но все равно выглядела рассеянным профессором, женщиной, не знающей, как пользоваться косметикой. Но Берт видел озорную девочку, страстную любовницу. И, что хуже всего, — он видел своего старого друга.
— Касси, ты вовсе не должна…
— Нет, именно что должна, — живо перебила она. — Я тогда была… слишком потрясена. Вот и ляпнула глупость, которая тебя оскорбила. На самом дела я не осознавала, что говорю.
Зато он отлично понял, что она сказала. Дала ему понять, что для нее диссертация куда важнее их отношений. Ну и пожалуйста. Нужно просто поскорее забыть об этой глупой истории и жить как раньше.
— Все в порядке, — пробормотал Берт.
— Нет, не в порядке! — настаивала Касси, хватая его за руку и этим простым прикосновением отнимая у него всякую возможность логически мыслить.
Брет едва не потерял самоконтроля. Поскорее забыть? Не тут-то было! Ему стало ясно как день, что сумасшедших объятий этой женщины он не забудет никогда. Надо бы наплевать на ее диссертацию, на дурацкие ритуалы и ухаживать за ней по-настоящему.
Но так поступить означало бы поставить под угрозу слишком многое. Например, счастье Хейзл. Да и свое душевное спокойствие тоже.
— Ты не понял, Берт. Моя жизнь и в самом деле неотделима от работы и карьеры, и я иногда забываю, что у других людей все иначе и это может их раздражать. Для меня само собой разумеется, что все события в жизни имеют историческую подоплеку и их можно соотнести друг с другом. Моя наука у меня в крови. И это проявляется во мне, даже когда я занимаюсь чем-то очень далеким от науки… — Касси сделала паузу, покусывая губу. — Ну, может, не в тот самый момент… но сразу после этого.
Берт слегка отстранился. Чтобы сохранять холодную голову, ему нужно быть подальше от Касси.
— Знаешь, для меня это не имело большого значения. Честное слово!
— Зато для меня имело! — В голосе ее звучала неподдельная боль.
Черт! Он так увлекся собственными переживаниями, что упустил из виду, что для Касси это было в первый раз.
— Прости. — Берт положил руку ей на плечо, однако Касси никак не отреагировала на его прикосновение, словно закаменев от обиды. — Эй, ты в порядке?
Она водрузила очки на нос, не делая попытки ни сбросить его руку, ни подойти ближе. Ветер играл подолом ее длинной юбки, оборачивая ткань вокруг тонких лодыжек.
— Конечно же в порядке. Просто хочу удостовериться, что ты принял мои извинения.
— Ты все еще извиняешься?
— Я все еще пытаюсь объяснить.
— Понятно.
Он подождал, не будет ли продолжения. Но Касси молчала, не глядя на Берта. Ситуация была удивительно неловкая. А главное, не было шанса ее изменить, пока Хейзл не вернется. Касси больше не делала научно обосновать свое поведение — просто стояла молча и ждала.
А Берт не знал, что тут можно сказать. Наконец, услышав звук мотора, он радостно обернулся. Но шины, прошуршавшие по гравию, принадлежали не мотоциклу, а дорогому белому автомобилю с тонированными стеклами.
— Это все еще не Хейзл, — со вздохом заключил Берт, отворачиваясь.
Но Касси неотрывно смотрела на автомобиль — как открывается дверца, как на дорожку медленно выбирается высокий старик. Очки старика поблескивали на солнце.
— Ты совершенно прав. Это не Хейзл, а известный математик из Сиднея, доктор Гленн Росс. Светило науки уважило Эрлбери своим приездом.
Отец Касси?!
Отлично! Последнее, чего Берту сейчас не хватает, — так это родителя, который вряд ли обрадуется, узнав, что он тот самый парень, который лишил его дочь девственности в подсобке конюшни.
Гленн Росс обладал свойством приезжать не вовремя и не появляться, когда его ждут.
Как он нужен был Касси четыре года назад, когда она обустраивалась в Эрлбери и нуждалась в помощи и советах! Но тогда доктор Росс конечно же оказался слишком занят. У него нашлось время для дочери только теперь, когда его присутствие может только осложнить ситуацию.
Касси хотела даже притвориться, что не узнала его, и уйти. Пусть сам ищет ее в университете как хочет! Но дочерняя любовь все-таки взяла верх над досадой.
Доктор Росс вырастил ее в одиночку, хотя это было нелегко… И ни разу Касси не слышала от него дурного слова о женщине, которая вероломно бросила их обоих. Такой отец заслуживал теплого приема.
— Папа! — позвала она, махая рукой, чтобы привлечь его внимание, и пошла навстречу, сбросив ладонь Берта с плеча.
Высокий старик обернулся, улыбаясь дочери. Последний раз они виделись на Рождество, и с того времени профессор сильно постарел. В волосах его прибавилось седины, одежда висела слишком свободно, будто отец похудел от болезни. Только очки остались прежними — круглыми, со стеклами вдвое толще, чем у дочери.