— И эти враги?

— Проклятые Фарнезе. Эта женщина, Джулия Фарнезе, заявляет, что она имеет все права на нашего отца. Мы позволим ей так вести себя?

— Согласен с тобой, брат, что неплохо положить этому конец.

— Тогда, мой дорогой архиепископ, давай теперь вместе подумаем, как нам поступить с этой особой.

— Как же?

— Она всего лишь женщина, и есть еще другие женщины. У меня в услужении есть одна монашенка из Валенсии. Она хороша собой, обладает очарованием монашки. Она доставила мне огромное удовольствие. Я полагаю определить ее в служанки к отцу. У меня также есть мавританская рабыня, смуглая красавица. Они составят подходящую пару — монашка и рабыня; одна — сама сдержанность, другая ненасытна в страсти. Мы пойдем к отцу, ты и я, и я расскажу ему о достоинствах обеих. Он захочет убедиться… И кто знает, убеждаясь, он может забыть Джулию. По крайней мере, не она одна будет развлекать и ублажать его в часы досуга. Как раз их будет столько, сколько безопасно иметь; когда же только одна — и крайне редко еще одна — тогда впереди поджидает опасность.

— Давай зайдем к нему прямо сейчас, расскажем о твоих монашке и невольнице. Во всяком случае, он наверняка захочет их увидеть, чтобы убедиться в правдивости твоих слов, и если они окажутся именно такими, как ты говорил, может случиться, что Фарнезе потеряет свое влияние на святого отца.

Молодые люди пересекли площадь и направились к Ватикану, в то время как множество глаз провожали их, дивясь их новой дружбе.

В народе говорят, что одна свадьба порождает другую, на этот раз так оно и оказалось. Джованни должен был жениться в Испании; Чезаре стал священнослужителем и не мог иметь жену; Лукреция вышла замуж за Джованни; теперь пришел черед маленького Гоффредо.

Ваноцца, счастливо живущая со своим мужем, просто голову потеряла от радости. Ее дети часто навещали ее, и ничто не доставляло ей такого удовольствия, как вечеринки для узкого круга друзей, чтобы развлечь их. Большей частью она говорила о своих детях: мой сын — архиепископ, мой сын — герцог, моя дочь — графиня Пезарская. А теперь она с такой же гордостью сможет говорить о Гоффредо. Он станет герцогом или князем, и это произойдет совсем скоро, раз папа собирается устроить ему выгодную партию.

Совершенно очевидно, думала Ваноцца, что Александр больше не сомневается, что Гоффредо его сын. Она ошиблась Александра по-прежнему мучили сомнения. Но он считал, что чем больше Борджиа устроят удачных браков для своих детей, тем выгоднее это всем Борджиа; он лишь сожалел, что у него не дюжина сыновей; вот почему было целесообразно отбросить сомнения и, по крайней мере для света, признать Гоффредо своим сыном.

А тут как раз представился подходящий случай устроить новую свадьбу. Ферранте, король Неаполитанский, с интересом наблюдал за растущей дружбой между Ватиканом и миланскими Сфорца.

Александр, по натуре очень чувствительный, был тонким дипломатом. Он предпочитал поддерживать дружеские отношения между враждующими домами Милана и Неаполя. Более того, Испания всегда относилась с большой симпатией к неаполитанскому правящему дому, который имел испанские корни и поддерживал при дворе испанскую моду.

Ферранте был в курсе устремлений папы и послал своего сына Федерико в Рим к Александру с рядом предложений.

У старшего сына Ферранте Альфонсо, который должен будет унаследовать неаполитанский трон, была незаконная дочь Санчия, и предложение короля заключалось в том, чтобы Санчия стала невестой Гоффредо, младшего сына святого отца. Разница в возрасте не являлась помехой, хотя Гоффредо исполнилось всего одиннадцать лет, а Санчии — шестнадцать. То, что она была незаконнорожденной, не имело никакого значения, поскольку в Италии пятнадцатого века это не считалось позорным, хотя, конечно, законные дети имели преимущества. Но ведь и сам Гоффредо был незаконнорожденным, так что со всех сторон брак казался выгодным.

Маленький Гоффредо был в восторге. Едва услышав новость, он поспешил к Лукреции поделиться радостью.

— Я тоже, сестра, я тоже скоро буду женат. Разве это не великая новость? Я поеду в Неаполь и женюсь на принцессе.

Лукреция обняла его и пожелала счастья, маленький мальчик побежал по комнате, потом закружился в танце с воображаемой невестой, словно участвуя в церемонии, которую он наблюдал на свадьбе своей сестры.

К Лукреции зашли Чезаре и Джованни, и мальчик подбежал к ним, чтобы сообщить новость. Девушка знала, что братья уже обо всем слышали. Она поняла это по мрачному лицу Чезаре. Ему снова напоминали о том, что он единственный, кто остался неженат.

— Какой жених из тебя получится! — воскликнул Джованни. — Одиннадцатилетний жених шестнадцатилетней невесты, которая, если верить слухам… впрочем, неважно. Твоя Санчия — красавица, она необыкновенно красива, братец, так что если кто увидит ее, никогда не сможет забыть. И что бы она ни сделала, ей простят все.

Гоффредо принялся расхаживать по комнате на носочках, чтобы казаться выше ростом. Неожиданно он остановился, в глазах его застыл вопрос; потом он посмотрел на Чезаре.

— Все довольны, — сказал мальчик, — кроме его светлости брата.

— Ты знаешь, почему он недоволен? — спросил Джованни. — Потому что как служитель церкви он не может иметь невесту и жениться.

Мальчик задумался и шагнул к Чезаре.

— Если вы хотите иметь невесту, — сказал он, — я отдам вам свою. Мне не доставит никакого удовольствия обладать ею, если это доставит вам огорчение.

Чезаре смотрел на Гоффредо ярко блестящими глазами. До этого момента он не знал, как сильно мальчик восхищается им. Стоявший перед ними малыш ясно давал понять, что считает Чезаре самым чудесным человеком в мире. И, видя Лукрецию и своего младшего брата, искренне восхищавшихся им, Чезаре почувствовал себя счастливым.

Он не обращал внимания на насмешки Джованни. Он торжествовал свою победу в их соперничестве, потому что решил, что однажды Джованни заплатит за каждое оскорбление, равно как и любой мужчина и любая женщина.

— Ты хороший мальчик, Гоффредо, — сказал он.

— Чезаре, ты веришь, что я твой настоящий брат, да?

Чезаре обнял мальчика и уверил его, что, конечно же, верит. Лукреция, наблюдавшая за братом, видела, как с его лица улетучились злоба и суровость. Когда он такой, думала она, он бесспорно самый красивый юноша на свете.

Лукреция страстно желала мира между братьями. Сейчас они были все вместе, и Чезаре восхитили безыскусные слова мальчика. Если только Джованни присоединится к их счастливому кружку, они смогут покончить с соперничеством и будут жить, как она мечтает, в полном согласии друг с другом.

— Я сыграю свадебные песни на своей лютне, и мы все вместе споем, — предложила она. — Представим себе, что мы на свадьбе Гоффредо.

Она хлопнула в ладоши, и раб принес ей лютню, после чего она уселась на подушки. Волосы падали ей на плечи. Ее пальцы коснулись лютни, и Лукреция запела.