Попрощавшись с Клэр, я первым делом заблокировала на телефоне Гаррета и удалила приложение Тиндер. Потом отправилась в «Whole Foods» и накупила всякой дорогущей всячины: филе трески, моллюсков, хорошего оливкового масла, бутылку белого вина, черных трюфелей, лук-шалот, лисичек. Не забыла и ингредиенты для любимого блюда Доминика – индейку, горошек, цукини. И пусть повар я не самый лучший, нас ждало небольшое пиршество.

Сначала я приготовила ему. Мне нравилось смотреть, как он ест, как полностью отдается процессу и не отвлекается на постороннее, сразу переходит к делу и не тратит время даром. Мне нравились звуки, которые он издает своими черными губами и розовым языком: чавканье, причмокивание, урчание. Время от времени он останавливался и, продолжая жевать, бросал на меня взгляд, словно говоря: «Ну и на что ты смотришь? Я просто ем. Мы все это делаем, ты же знаешь».

Позаботившись о Доминике, я приготовила филе и моллюсков в белом вине и оливковом масле, поджарила до хрустящей корочки грибы и лук-шалот. Получилось восхитительно. Я допила вино и села за Сафо.

Пробелы у Сафо не являются намеренно созданным негативным пространством, и я не предлагаю признавать их таковыми. Слова ушли, исчезли и уже не вернутся. Можно пытаться заполнить пустоты биографическими знаниями, но они не продублируют музыку. Гадание над брешами не способно имитировать музыку. Как не способно имитировать пропавшую музыку и молчание самих пустот. Но молчание ближе к ней.

Уж не помогла ли мне Клэр, сама о том не догадываясь, найти новое направление, новую обоснованность моей работе? По крайней мере, я допускала, что моя собственная идея – нельзя признавать умышленным то, что никогда умышленным не было, даже если смотреть на это сквозь искажающие академические очки, – оказалась ерундой. Однако другой важный пункт моего исследования оставался нетронутым: недопустимо заполнять пропуски деталями биографии или отсебятиной. Так что же тогда делать с ними – дискомфорт незнания? Как наслаждаться тем, что есть, не пытаясь угадать, что еще могло бы быть? Я была пьяна, но вопрос получился толковый. И вообще писалось хорошо. Тем не менее около полуночи я незаметно для себя снова оказалась на камнях. Было свежо и прохладно, а я даже не захватила свитер. Оглядев берег, я в смущении остановилась. Тео не было, но я вообразила, что он где-то здесь или там, среди волн, что он наблюдает за мной, видит, как я ищу его, и смеется. Оправдываясь перед собой, я притворилась, что пришла сюда просто так, что мне всего лишь захотелось побыть около океана. Но легче не стало. Я расстроилась.

И повернула к дому.

– Люси, – произнес голос.

Тео! Прятался за камнем? Я никак не могла его понять. Когда я чувствовала, что он наблюдает за мной издалека, не был ли он на самом деле близко? Он словно выскочил из-под земли в нескольких футах от меня.

– Ты вернулся, – сказала я, давая понять, что рада видеть его, но не более того. Где он был, я спрашивать не стала.

– Вернулся. Как твои свидания? Все хорошо?

– Отвратительно.

– О, жаль.

– Каждое как маленькая смерть.

– Забавно. Ты – словно маленькая смерть.

– Что?

– Ты, да… Такая мрачная, угрюмая, но очаровательная. Мне нравится.

Хм-м, раньше мне ничего такого не говорили.

– В тебе есть что-то такое. Ты знаешь о смерти, ты сознаешь ее, а большинство людей этого не понимают. Но ты не убийца. Ты – мягкая тьма.

Мягкая тьма.

– Да, я сознаю присутствие смерти. – Я подумала о случае с пончиками. – В школе я красила губы черной помадой, а ногти черным лаком.

– Я хотел сказать другое. У тебя это от рождения.

– А ты? Какая у тебя история?

– Боже, терпеть ее не могу.

– Держу пари, тебе есть что рассказать.

– Что именно ты хочешь знать? – Тео направился к берегу, и я заметила мелькнувший под волнами гидрокостюм.

– Где ты живешь?

– Неподалеку.

– Как загадочно. Ты сознаешь смерть?

Задавая этот вопрос, я ощутила холодок страха. То, что он не показывался из воды полностью, производило сильное впечатление. В нежелании раскрываться чувствовалась угроза отказа. Из-за этого я и нервничала немного. Да и замечание насчет меня и смерти прозвучало бы немного зловеще, если бы не небрежный тон Тео. Я ведь совсем его не знала, а он был сильнее меня и мог легко стащить с камня в воду и утопить. Но я доверяла ему полностью, по крайней мере в том, что касалось моей безопасности. Тем более после комплимента насчет моей близости к смерти и моей ответной реплики. Мы оба сошлись на том, что смерть – моя территория. Я была Профессором Смерти. И лишь во вторую очередь женщиной средних лет, у которой проклюнулись серьезные чувства к юному незнакомцу в воде.

– Я знаю о смерти, – сказал он.

– Ты хоть раз видел, как умирает человек? Вблизи? Один на один?

– Да, видел. И не один раз.

– Страшно, правда? Сам процесс умирания. Самой смерти я не боюсь, но умирание пугает до чертиков.

– Я не боюсь умереть.

– Не боишься?

Теперь профессором был он, а я – пусей.

– Я бы сказал, что смерти боюсь меньше, чем жизни.

Вообще-то я могла бы согласиться с ним.

– Думаю, я одинаково боюсь и жизни и смерти.

Так оно и было на самом деле.

– А что в смерти пугает тебя больше всего? Боишься, что будешь сожалеть о жизни?

– Нет. – Я покачала головой. – Думаю, меня пугает сам процесс. Например, удушение. Я так боюсь, что стану задыхаться и запаникую. Я паникую, даже когда иду к дантисту. Плохо справляюсь с дискомфортом. Наверно, больше, чем что-то другое, меня пугает дискомфорт и мой собственный страх в связи с ним.

– В какой-то миг может быть страшно. Даже на несколько минут. Но потом, судя по тому, что я видел, приходит чувство свободы.

– Допускаю. Но как раз этого страха перед свободой я и боюсь. Если бы просто уснуть – просто уснуть и уже не проснуться, – то я согласилась бы в любое время. Даже сегодня вечером. Но я боюсь, что буду в сознании, когда это случится.

– Я чувствую то же по отношению к тебе. Чувствую, что ты была бы счастлива пойти и уснуть.

– Почему? Потому что я такая скучная?

– Вовсе нет. Наоборот. Но я чувствую, ты страдаешь.

Такие речи только на сцене произносить, подумала я и поднялась.

– Да. Что ж, жизнь – тупая штука.

– Я тоже страдал. И болел.

Ему все же удалось меня заинтересовать.

– Вот как?

– Да. Проблемы с желудком. Ужасные спазмы. Расстройство кишечника. Сам не знаю, зачем я говорю тебе об этом.