Красные телефонные будки, являющиеся визитной карточкой Лондона, скоро надоели Максу до зубовного скрежета. В них не было ровным счётом ничего примечательного, в том числе и практической пользы: большинство жителей столицы давно перешло на мобильные телефоны, поэтому будки чаще всего использовались не по назначению — как мусорки или пепельницы, а порою даже и туалеты. Нередко их обклеивали рекламой каких-нибудь борделей… в общем, та ещё “достопримечательность”. Однажды Макс, бродя в одном из таких отдалённых от дома нетуристических районов, наткнулся на сотрясающуюся и содрогающуюся, как во время землетрясения, красную будку — не сразу сообразив, что происходит, он осторожно заглянул внутрь и, отшатнувшись, невольно покраснел, сообразив, что помешал страстному совокуплению какой-то пылкой парочки.

Память тут же с готовностью встрепенулась, подсовывая ему картинку из прошлого: он и Лера в одной постели, сжимающие друг друга в объятиях, ставшие одним целым… Это воспоминание взорвалось в голове так внезапно, что он не успел поставить привычную мысленную “защиту” и на секунду задохнулся от оглушившей, затопившей его с ног до головы дикой боли. Машинально оперевшись рукой на злосчастную будку, он шумно глотал ртом воздух, пытаясь отдышаться.

— Эй, чувак, а тебе не кажется, что ты здесь лишний? — чуть приоткрыв дверь, недовольно поинтересовался чернокожий парень, даже не потрудившись застегнуть штаны. — Иди, куда шёл… Разве ты не видишь, что смущаешь даму и портишь наше свидание? Если приспичило позвонить — другая будка есть за углом.

— Извините, что помешал, — с трудом вспомнив элементарные английские фразы, отозвался Макс. — Я уже ухожу.

Он наивно убеждал себя, что справился. Пережил, перегорел, переболел, убежал от своей боли, надёжно спрятался и закрылся на семь замков. Однако боль всё равно настигала, находила, дотягивалась своими щупальцами — и всегда это было внезапно, всегда наотмашь, к этому невозможно было подготовиться.

Иногда Максу казалось, что он ступает по минному полю. Один неосторожный шаг — и воспоминания разрывали его душу и тело в клочки. Попавшаяся ли на глаза вывеска вегетарианского кафе, яркая ли пирамида свежих лимонов в супермаркете, модель ли с наружной рекламы, похожая на Леру фигурой и цветом волос… никогда нельзя было предугадать, когда именно рванёт, по какому ничтожному поводу, заставляя его буквально сгибаться пополам и стискивать зубы, чтобы не завыть.

Он не пытался отслеживать Лерину жизнь, намеренно не наводил о ней справок, не интересовался новостями мира моды — так что ему с переменным успехом удавалось держаться в самоизоляции от прямых напоминаний о косоглазой. Однако этот fucking мир удушающе тесен, мать его — и кое-какие вести просачивались и сквозь выстроенные им бастионы. Иногда на глаза Максу попадались фотографии Леры в журналах: судя по всему, дела у неё шли весьма и весьма успешно. Можно было только порадоваться за неё. Порадоваться тому, что она так красива и так свежа… словно и не было того страшного разговора в больнице, когда Макс запомнил её совсем, совсем иной: худющей, измученной, морально и физически выпотрошенной. Он рад был тому, что у неё всё хорошо, и ненавидел её за то, что у неё всё хорошо…

Андрей считал, что целибат плохо действует на его однокурсника, и время от времени дружески советовал Максу не затягивать с этим делом, а завести себе девчонку для плотских утех. Если бы он только знал, как сам Макс мечтает об этом!.. Проблема в том, что он никого не хотел. Никто ему не нравился. Он не мог даже теоретически представить, что затаскивает в постель какую-нибудь девушку из своего окружения.

Так продолжалось ровно до тех пор, пока он не встретил флейтистку с розовыми волосами.

Её звали Пигги*.

— Как-как? — переспросил Макс в замешательстве, когда она представилась ему за чашкой кофе. — Это же… прозвище? А настоящее имя у тебя есть?

Она встряхнула своей дикой шевелюрой цвета взбесившегося лосося.

— Зови меня просто Пигги. Мне так больше нравится.

И непонятно было — то ли эта, кажется, ничуть не оскорбляющая её кличка, дана девушке именно за цвет волос, то ли… как общая характеристика.

После того, как Макс отдал уличной музыкантше пять фунтов, денег у него осталось совсем в обрез. Но, глядя, как жадно она отхлёбывает кофе большими глотками, рискуя обжечь гортань, как судорожно стискивает чашку худыми исцарапанными пальцами, грея ладони, он не удержался и заказал ей ещё какой-то немудрёный пончик с кремом.

— Спасибо, — благодарно промычала она, впиваясь зубами в ароматную сдобу, — ты такой милый…

Макс хотел поинтересоваться, ела ли она сегодня в принципе что-нибудь, но подумал, что это может прозвучать бестактно.

— Где ты живёшь? — спросил он, вкладывая в эту фразу немного иной смысл: “Тебе вообще-то есть, где жить?”

Торопливо заглотав остатки пончика, девушка с сожалением облизала губы и неопределённо помахала рукой:

— Да так… когда где. Нынче здесь, завтра там.

Она ещё и бродяжничает! Только этого ему не хватало. Впрочем, одежда на Пигги была хоть и поношенной, но хорошего качества и явно дорогой.

— А родители у тебя есть? — осторожно поинтересовался он.

— Есть, конечно. Только я с ними не общаюсь. Достали! — она презрительно фыркнула.

Слово за слово — и Максу удалось вытянуть из неё кое-какие детали биографии: поссорившись с богатым папочкой, Пигги сбежала из дома и вот уже целый год вела самостоятельную вольную жизнь на лондонских улицах. Родители неоднократно предпринимали попытки её вернуть, но она наотрез отказывалась жить с ними под одной крышей, и в конце концов они махнули рукой, посчитав дочь паршивой овцой в их благопристойном стаде.

— Думаю, если предки столкнутся со мной случайно на улице, то сделают вид, что мы незнакомы. Зачем им такое позорище? Напоминание о том, что все их мечты и надежды коту под хвост… Отец же хотел, чтобы я училась экономике… скука смертная! — она сморщила нос. — Мне это вообще неинтересно.

— А музыка? Ты ведь обучалась где-то музыке?

— Не, — она допила кофе и отставила чашку в сторону. — Я самоучка. Все мелодии, которые играю, подбираю на слух.

— Ничего себе! — вот тут Макс по-настоящему офигел. — Ты это серьёзно? Слушай, да ты нереально крута!

— Мне говорили, — отозвалась Пигги с польщённой улыбкой, явно довольная, а затем с видимым удовольствием потянулась. — Ох, как же тут хорошо, тепло и уютно… Даже уходить не хочется!

Макс с сомнением оглядел весьма скромненький интерьер недорогой кофейни и деликатно спросил:

— А сегодня ты где ночуешь?

Она почесала висок, всерьёз размышляя над ответом.

— Вообще-то, ещё не думала об этом. Собиралась напроситься к кому-нибудь из друзей…

— Не нужно ни к кому напрашиваться, — вздохнул он, поднимаясь со стула. — Пойдём. Переночуешь сегодня у меня.