Через неделю Моисей Наумович слег. Я понял, что он умирает. И он понял, что умирает. Я переселил его из районного пансионата к себе, взял отпуск. Сидел рядом с ним все последние дни и часы. В девять вечера первого июля он сиплым голосом спел: «Авраам, Авраам, дедушек ты наш…» Помолчал и спел: «Чому ж вы не просите пана Бога за нас…» И еще он спел едва слышно: «Нас бы в землю отводили… в нашу землю нас…» И он закрыл глаза и умер. Что-то вроде улыбки было на его иссохшем лице, и вот тогда я подумал, что он был рад уйти из мира, где бесы невозбранно разгуливают среди людей.

А еще через неделю ко мне в больницу пришла Люся Волошина. С Тасей, конечно. Обе аккуратненькие, чистенькие, серьезные.

– Мы попрощаться пришли, Алексей Андреевич, – сказала Люся. – Уезжаем. Совсем.

Я спросил – куда.

– Родственник у нас объявился. Вызвал нас к себе.

– Что ж, счастливо, Люсенька, – сказал я.

Она вдруг оживилась.

– А вы знаете, Алексей Андреевич, Тасенька-то моя слышит уже! И говорить будто начала… Тася, скажи что-нибудь!

Тася пролепетала непонятное, и я выразил восхищение. И они ушли. Конечно, я понял, какой это родственник у них объявился. И хорошо. Лишь бы подальше от нашего Ташлинска…

А время бежит. Вот уже и лето 89-го катится к концу. Никто не вспоминает про Кима Волошина. Сейчас все больше митинги, да еще водочный вопрос нас портит. И то сказать: довлеет дневи злоба его. Вот хоть бы я. В прошлом августе нашего Главного, дурака и труса, прибрали наконец в облздрав. А Главным назначили меня. Теперь в нашей больнице главного дурака и главного труса играю я. Хлопотливая роль, доложу я вам.

Что делать! У меня моя Алиса. У меня моя дочка. У меня умный серьезный зять, тоже врач. У меня мой любимый внук Санька. Надежды маленький оркестрик под управлением любви… Но бродит, бродит где-то по нашей планете этот жуткий бес, порождение земного ада, психобомба непрерывного действия!

А вы знаете, наша сестра-хозяйка Грипа женила-таки на себе Тимофея Басалыгу по прозвищу Нужник. Она лупит его палкой от метлы и ходит получать его зарплату.

На этом заканчиваются записки главного врача Ташлинской больницы А.А. Корнакова, выполненные по настоянию майора милиции С., ныне покойного. Записки эти, несомненно, несут на себе печать известной загадочности, но еще более загадочными представляются обнаруженные при них приложения, которые произвольно названы здесь тремя эпилогами. Авторство этих эпилогов установить не удалось.

Действие происходит в жаркий летний день в Москве на конспиративной квартире. Наличествуют: полковник Титов (КГБ), полковник Плотник (Моссад), полковник Хайтауэр (ЦРУ).

Хайтауэр, изнемогая от жары, полулежит на диване и обмахивается журналом. Плотник сидит напротив него в кресле, водрузив скрещенные ноги на низкий круглый столик. Титов нервно расхаживает по комнате.

Х. (расслабленным голосом): Мое мнение – кто нагадил, тому и расхлебывать.

Т. (раздраженно): Опять двадцать пять, за рыбу деньги! Мы же не возражаем! Но тогда, полковник, на кой черт вы в Москве?

Х.: Опять двадцать пять. Нам нужна информация! Надо же нам знать, как действовать, если этот ваш бес все-таки вынырнет на Западе…

Т.: Нет у нас такой информации, полковник! Сколько можно долбить одно и то же?

П.: Пока не забрезжит истина, полковник. Он где сейчас?

Т.: В окрестностях Краснодара.

Х.: Это на Енисее?

Т.: В окрестностях Краснодара, я сказал, а не Красноярска!

Х.: Это я уловил. На Енисее?

Титов безнадежно машет рукой.

П.: Краснодар на Кубани. А на Енисее Красноярск. Вы, я вижу, тот еще знаток России, полковник.

Х.: Ага… Кубань… Минуточку!

Он достает из портфеля атлас и принимается листать. Плотник обращает лицо к Титову.

П.: Слушайте сюда, полковник, неужели здесь не найдется пары ботлов холодного пивка?

Т.: Пары… чего?

П.: Пары склянок, если так вам понятнее.

Титов идет к могучему холодильнику в углу, заглядывает в камеры, злобно оскаливается.

Т.: Все вылакали, подлецы… Водка вот есть ледяная. Будете, полковник?

П.: Временно воздержусь, полковник. Водка…

Х.: Минуточку внимания. Вот. Краснодар действительно стоит на Кубани. И что интересно, здесь имеется обширное водохранилище. Сама собой напрашивается идея. Определить точно местопребывание объекта. Затем десяток ловких ребят… У вас найдется десяток ловких ребят, полковник? Если не найдется, я пришлю своих. Они доберутся до объекта по дну этого озера, спустятся по Ени… э-э… по Кубани и все в два счета обделают.

П.: И к утру теплые воды Кубани вынесут десяток трупов в Черное море.

Т.: Не вынесут. Там плавни. Так и останутся бедняги гнить на плавнях.

Х. (смущенно, но агрессивно): Это почему же непременно трупы? Они же приблизятся под водой…

Т.: Засечет, полковник, как пить дать засечет. И тут же ударит. Никто и пикнуть не успеет.

Х. Но разве психоволны через воду проходят? Радиоволны, например…

П.: Радиоволны и психоволны – две большие разницы, полковник.

Х.: Это что – точная информация?

Т. (мрачно): Самая точная.

Х.: Ну вот видите, кое-что все-таки известно…

П.: Методом проб и ошибок, полковник.

Т.: Да уж, на пробы ничего не жалели.

Х.: А договориться с ним никто не пробовал?

Т. (Плотнику): Расскажите ему, полковник. Если хотите, конечно.

П.: Отчего же, полковник… Со всем нашим решпектом. Это было еще в Ташлинске. Ну-с, я подпустил к нему одного человечка с самыми широкими полномочиями: деньги, комфорт, политическое убежище… стандартный набор для российского патриота. А за все про все – деликатное порученьице. Не в России даже – в одной мусульманской странишке…

Х.: Еще в Ташлинске… «Белый верблюд», да?

П.: Не в этом дело, полковник. Вы же об договориться интересовались… Ну, поначалу все пошло гладенько, поговорили, объект не отказывается… А через день этот мой человечек отдает концы. Острая коронарная недостаточность. И привет от тети Франи. А объект сидел себе дома в шести километрах. Вот так с ним договариваться.

Т. (мрачно): Теперь-то мы знаем, что для него и шесть тысяч не предел.

Х.: Шесть тысяч километров… три тысячи семьсот пятьдесят миль!

П.: Вы считаете, как покойный Архимед, мой Портос.