— А что, нельзя было сразу перенестись на место? — шепотом спрашивала Лиза у «брата Пиччиколо». — Волшебной силой там или авиапочтой?

— Мы же не у себя в Фантазилье, — улыбался Печенюшкин. — Будем уважать государственные границы. Федя, в конце концов, лицо официальное, хоть и инкогнито.

— Такой законник я стал, Лизонька! — охотно подтвердил Федя. — А как же. Справедливость — первое дело. И без документов нельзя. У вас нельзя. У нас-то внизу их нет, потому как с ними нельзя. Несподручно. Куда, скажем, Мурлыке Баюновичу паспорт класть? В зубах носить?

Алена вдруг поперхнулась резинкой.

— Лиза! — завопила она. — А как же мама с папой?! Раз мы на Земле, значит, время уже не волшебное? Они же нас потеряют!

Лиза привскочила с кресла.

— Точно! Ой, какая же я дура! Что делать? Пиччи! Печенюшечкин, придумай что-нибудь, они же там с ума сойдут. Баба Люся нас со всей городской милицией ищет!

— Баба Люся в настоящий момент выбирает на рынке сметану, — успокоил Пиччиколо Пафнутти. — Никто вас не ищет. Когда родители вернулись, на столе лежала записка, написанная Лизиным почерком. Цитирую: «Мамочка и папочка, за нами приехали тетя Оля с дядей Андреем забрать на недельку к себе на дачу. Вы на завтра договаривались, но завтра они не могут, поэтому приехали сегодня. Целуем Лиза, Алена.»

— А если они позвонят тете Оле или на дачу отправятся? — не унималась Лиза. — В выходные запросто могут появиться.

— Обижаешь, Лиза. Я теперь твой брат, тем более надо мне доверять. Родители ваши в командировке. Папа в Москве, мама в Киеве. Они бы все равно поехали, я только чуть ускорил это. Даже если и позвонят тете Оле, у нее телефон не ответит. Домой вернетесь вместе. И не волнуйтесь, сестренки, все будет отлично, а может, еще лучше.

— Я опять свое новое имя забыла, — вяло пожаловалась успокоенная Алена. — Говорили, то же самое, а оно какое-то другое.

— Ты ничего не понимаешь, — опять стала объяснять ей сестра. — Елена на западный манер произносится — Элен. Точнее — Хелен. Но «ха»,чувствуешь, почти не слышно. Так, легкое придыхание.

— Ххелен! — повторила Алена, налегая на букву «ха» словно плечом на тугую дверь.

Лиза вздохнула, сердясь, но высказаться не успела.

— Не кручинься ты, Аленушка, — вмешался Федя. — Развивать надо способности к языкам. Я вот теперь и по-змеиному, и по-крысиному, по-рыбьи даже могу, потому как работа такая. Стоило, понятное дело, поколдовать — и в одночасье все языки вот бы где были, — он для убедительности снял кепку и постучал себя кулаком по огневой макушке. — Да ведь легко найдешь — легко и потеряешь. Веришь, ночами сидел, заучивал, а все не получалось. И вот что удумал. Поначалу стал в аквариуме спать. Первое время, конечно, захлебывался, потом приноровился. Смотрю — пошло дело. Беседовать начал с рыбами, сперва помаленьку, после шибче. Главное — рта не раскрывать. Все из живота, вроде как чревовещание.

Господин Пафнутти помолчал некоторое время. То ли он вспоминал успешно преодоленные трудности, то ли демонстрировал рыбью речь — девочки не поняли. Алена в паузе успела представить себя и Лизу, крошечных, с мизинец, на дне аквариума. Сестра ее спит, свернувшись калачиком, в большой розовой раковине — впитывает трудный рыбий язык. Сама же Аленка в этой грезе наяву, нацепив на себя с десяток многоцветных, переливчатых, нежно изгибающихся плавников, всплывала неспешно наверх за крошками вместе со стайкой меченосцев…

— По-мышиному-то я давно болтал, — продолжил Федя. — Домовые с мышами частенько, как это по-модному у вас говорят, тусуются. Змеиный похож на него малость. Освоил. С волками жил — по-волчьи выл… С пчелами — чистый цирк. Они ведь жестами говорят, танцами. — Забывшись, он чуть взлетел над креслом, заплескал руками, смешно покачивая головой влево-вправо.

Пиччиколо дернул увлекшегося папу за полу пиджака. Тот плюхнулся на сиденье, озираясь вокруг, утирая кепкой мгновенно вспотевшее лицо.

— Ох, я безголовый! Надо же, незадача. Видел кто аль нет? Печенюшкин? Чего молчишь? Нешто рассекретились?

— Спи спокойно, незабвенный папа, — улыбнулся Пафнутти-младший. — Вовремя я вмешался. Только кепочку твою над спинкой люди и видели. Росту в нас, по счастью, не так уж много.

Домовой еще долго сокрушался. Он разглаживал на колене влажную кепку, обмахивал красным носовым платком, чтоб скорее просохла, потом, немного успокоившись, натянул ее до самого носа и в самом деле уснул.

Дальше полет протекал без приключений. Аленка уснула еще раньше Феди. Лиза глядела на нее, уютно посапывавшую, и не заметила, как задремала сама. Из всей семьи Пафнутти бодрствовал лишь Печенюшкин. Сейчас, когда никто не глядел на мальчика, лицо его было напряженным и задумчивым.

В аэропорту Рио друзей поджидал досадный сюрприз. Их самих, кота и чемоданы таможенники пропустили легко, без малейшей волокиты. Но сумка с четырьмя картофелинами вызвала шок у бдительных стражей. Оказалось, что овощи и фрукты провозить в страну нельзя. Не помогали и документы с печатями.

— Большая опасность, синьоры и синьорины! — уверял худой контролер с длинными, печально повисшими усами. — Миллионы, миллиарды микробов! Не дай Господь завезти заразу с другого материка. Может быть эпидемия. Вы не представляете, сколько болезней порой несет в себе картофель. Если посмотреть на срезе…

Он выдвинул ящик стола, доставая складной нож, надавил на кнопку, и щелкнуло, освободившись, узкое хищное лезвие.

— Черт меня побери! — завопил вдруг по-итальянски Пиччиколо, размахивая кулаками. — Тридцать три раза и еще восемнадцать раз подряд, черт побери! В этой дурацкой стране плюют на права и свободы человека! Пинают их ногами! Втаптывают в грязь!..

Он надвигался на чиновника, оглушая скороговоркой и бешено жестикулируя. Тот, совершенно обалдевший, медленно отступал.

— Что же это такое?! — не умолкал Печенюшкин. — Я с моим обожаемым папочкой и драгоценными сестричками везу свою собственную картошку через двадцать семь стран и пять континентов! На островах Зеленого Мыса мы честно заплатили за нее! Восемь итальянских лир, мексиканский доллар и три куска советского мыла стоил нам этот отборный картофель!..

Не только сестры, но и сам папа Пафнутти глядели на взбесившегося Пиччиколо, выпучив глаза. Таможенник все пятился и наконец уперся в стол. Нож из его руки упал в выдвинутый ящик, складываясь на лету, и ящик сам собой закрылся. Усач, опасливо следивший за удивительным мальчуганом, ничего этого, понятно, не заметил.

— Частная собственность священна! — орал мальчишка. — Так пусть же пропадет она, но не достанется этим недостойным карабинерам! Не нам, так никому!

С этими словами он схватил со стола открытую сумку и мгновенно вышвырнул ее содержимое в распахнутое настежь окно.

Контролер, прерывисто дыша, перегнулся через подоконник. Маленький декоративный пруд голубел внизу. По воде его еще расходились медленные круги.