— Не знаю, что делать, — произнес муж, не отрывая взгляда от поплавка. — Надо к психиатру, но она не хочет приходить в себя. Выскочила из рамок, таблетки выкинула.

— Вчера библиотекарь ляпнула, что видела рукопись у художника. Если это правда, то как она к нему попала?

— Может, он выследил Тамару? Во время обострений она мнительна, ходит, все проверяет, чересчур привлекает внимание… Не знаю, лучше или хуже, что рукопись пропала. С одной стороны, гора с плеч, с другой — у нее приступ, обострение началось.

Авилов закинул удочку неподалеку и, разглядывая берега, размышлял о рыболове. Знает он о наклонностях жены к убийству? Если и не знает, то, скорее всего, догадывается. А что ему делать? Сдать ее в дурку? У них шестилетний ребенок. Любой бы на его месте стоял, как дзен, у воды, что еще остается? Устраниться и ждать, пока все не придет к логическому концу. Если б он любил жену, то вмешался, отвез в больницу и так далее. А он нет, украл рукопись и наблюдает, что будет. Что там Наталья говорила про женский низ? Ясно, кто в этой паре мужчина.

Алексею Ивановичу стало казаться, что полная брюнетка его преследует, она подходила близко, шипела коброй. Казалось, он различал слова: «Вор, верни акции, вор, верни акции!» Вечером он неторопливо прогулялся вдоль реки, подышал сосновым духом, заглянул в безлюдный бар, украшенный зеркалами и пластиковыми пальмами, выпил кружку светлого чешского пива и, приятно расслабленный, отправился в двухместный розовый «люкс» со свежими цветами на тумбах. Доставая пижаму, он заметил, что молния на саквояже расстегнута и оттуда торчит сверток в целлофане. Он взялся было за сверток, но опасливо отдернул руку. Следователь его предупреждал, что такое возможно. Он прихватил сверток полотенцем. Так и есть, старая пожелтевшая бумага. Значит, его все-таки пытаются шантажировать!

Он положил рукопись в пакет. Что мешает от него избавиться? Взять, к примеру, и вышвырнуть в окно. Или выбросить в мусор.

Он оделся, взял пакет и осторожно вышел из гостиницы. Шел двенадцатый час, местность была безлюдна, и Спивак двинулся в сторону окраины, где, по его наблюдениям, имелась свалка. В конце поселка темень стояла непроглядная, ноги начали цепляться за корни деревьев, он больно ушибся коленом о камень, но двигался прямо, стараясь не терять направления. Он приближался к цели, уже начало пованивать, когда из темноты вдруг выступила фигура и произнесла голосом, в котором было что-то потустороннее: «Разворачивай назад, козел. И даже не думай!» Алексей Иванович спорить не стал — механический, безжизненный голос продрал ужасом, — а развернулся и послушно побрел обратно. На пути назад он оступился, уронил сверток и не стал подбирать.

Он долго не мог заснуть, перебирая в памяти врагов и интриганов, они тянулись длинной вереницей, всю жизнь, всегда, везде они преследовали его кляузами, интригами, анонимками, но кто из них и чего добивается, понять было невозможно. Он ворочался и вздрагивал, пугаясь порывов ветра за окном. Ночная прогулка привела в панику, он почувствовал себя беспомощным одиноким мальчиком, вспоминал свою мать, простую медсестру из Рязани, случайно закинувшую мальца в хорошую школу, где он старался. Он всегда старался выполнять, что требовалось, быть нужным, уместным, уважал старших. Человек за столом — учитель — казался ему идеалом. Он и сам хотел стать человеком за столом, которого уважают. Никогда никого не критиковал, восхищался теми, кто всего добивался, подражал им, учился. Никогда не отказывался, если что предлагали, быстро осваивался на любом месте, любил женщин, дорогие вещи, любил, когда хвалили, выволочки переносил стойко. Всегда смотрел на того, кто выше по званию, стараясь перенять правильные ходы. Хоть и немного досталось ему от природы — старание, терпение — но он своего достиг. Только уважения нет, и мало радостей… Зависть, интриги. Кто не может терпеньем, добивается своего кознями, рвут зубами. Вот и это райское место испорчено мерзавцами.

Ему удалось заснуть лишь под утро, во сне проходило заседание Думы, на котором он выступал. Во время его речи с места поднялась черная женщина в парандже и выкрикнула: «Акции! Верни акции! Вор! Вор!» Зал зароптал и начал скандировать: «Вор! Вор!»

Спивак вздрогнул и проснулся: балконная дверь была полуоткрыта. На дереве надрывалась ворона: «Кар! Кар!». Он облегченно выдохнул, перевел глаза на столик с веселыми рыжими настурциями и ужаснулся. Рядом с букетом лежала рукопись, высовываясь зловещим рылом из пластикового мешка.

За завтраком он понял, что сон был в руку. Тамара Айвазовна, казавшаяся приятной дамой, глядела на него горящим взглядом. Значит, не показалось. Он вспомнил, что такой взгляд он действительно встречал — у больного, отправленного на пенсию директора авиазавода, с которым столкнулся на учредительной церемонии. Кто знает, может, у них вправду существует кровная месть? Он опасливо оглядел Тамариного мужа и отметил прилично накачанные мышцы. Пора покидать благословенные места, а жаль: пейзажи, красивые девушки, и сама атмосфера волшебно целительна. Но перед этим следует избавиться от рукописи.

Он едва дождался темноты, положил проклятую рукопись в мешок и отправился к реке. Берег был крутым, единственный фонарь перед домом быстро исчез за густой зеленью, он спускался почти на ощупь, придерживаясь рукой за стволы. С реки потянуло холодом, вода была близко. Сзади раздался хлопок, будто кто-то прыгнул сверху, и жесткая рука обхватила горло. Пахнуло табаком, и вчерашний механический голос произнес: «Неси назад, мудак». Алексея Ивановича развернуло, и чем-то укололи в спину. «Тупой попался, — добавил голос. — Еще раз замечу — повешу на дубе том». Сильный удар в спину. Спивак повалился, встал, отряхнул руки, запнулся о мешок и, подняв его, побрел к пансионату, поняв, что избавиться от рукописи ему не позволят.

Следователь из федеральных органов рекомендовал в случае недоразумений обратиться к господину Авилову, который доверия, конечно, не вызывал, но выбора не было.

На следующий день Спивак разыскал Авилова у местной красавицы и, поздоровавшись, присел за стол возле самовара. Картинка была самого мирного свойства: хозяйка пекла творожники, гость, одетый только в джинсы, заклеивал обувь, а по телевизору заливался тенор, исполняя «Хуторок»: «Молодая вдова…» Спивак покосился на пылающую острой красой хозяйку, разрумянившуюся, как закат, и подумал: «Интересно, она винит меня в смерти мужа?» По Нине ничего было не понять — веселая, приветливая. Красивая счастливая пара… Наталья Юрьевна в больнице, а эти наслаждаются жизнью. Они попили чаю с творожниками и вышли на крыльцо покурить. Спивак изложил проблему, а Авилов ответил: «Отдайте мне».

— Так просто? — усомнился Спивак.

— Нет. — Авилов закурил, выпустил дым в небеса, поглядел на быстро плывущие тучи, потом на собеседника.

— Не так просто. За акции завода.

— Следователь говорил мне об услуге… — возразил депутат.

— А кто говорил, что услуга бесплатна?

— Цена меня не устраивает.

— Выбирайте: либо жуть со скандалом, либо деньги.

— Скандал дешевле.