мне стало не просто страшно, стало дико до чего может дойти человеческая жестокость нагнетаемая кем-то таким, как Самида и Лами. Что может сделать пропаганда, как она вывернет сознание человека и зомбирует его мысли, как превращается в стадо то общество, которое еще вчера было цивилизованным. Днями и долгими неделями они подстрекали людей, они сплетничали, нагнетали, настраивали. Они готовили почву, на которой однажды раскроет свои огненные, ядовитые лепестки цветок ненависти, цветок смерти. Им сказали «фас» им бросили кость. Это работа не одного дня. Наверное, сегодня я умру. И моя смерть будет страшной. Моя смерть будет как у той девушки в жутком арабском фильме. Девушке, которую заподозрили в измене, закопали в такую же яму и забили камнями. Они забьют меня и моего ребенка. Но он не почувствует боли. Болт почувствую я. Когда-то давно, когда я ходила на курсы психологии нам показывали ролик, который сняли где-то в Китае. Когда девушка пришла на прием к стоматологу, а люди, сидящие рядом с ней, начали вставать. Она посмотрела на них и тоже встала. Потом несколько человек ушли, а еще несколько продолжили вставать с определенным интервалом времени, девушка тоже вставала…Но самое странное, что, когда все люди ушли девушка продолжила вставать…Толпа меняет сознание. Если делают все, то и я должен. И так каждый из них. Каждый из этих людей, которые орут и желают мне смерти. Все они повторяют друг за другом. Кричать бесполезно. Эмир уехал. Его нет дома. Они забьют меня. А когда он вернется, то Самида скажет, что толпа свершила самосуд. Толпу не накажешь. Я не знаю, как мне удалось изловчится и вырваться из рук своих палачей. Я выскочила из ямы и побежала, но меня догнали. Повалили на землю и начали бить. Они набросились на меня буквально все. Рвали мои волосы, избивали ногами, руками, щипали, выкручивали мою кожу и царапали. Их кулаки, ботинки, ноги были везде, они истязали мое тело. Я кричала и умоляла остановиться, я говорила, что внутри меня ребенок и тогда они били меня по животу. Не мужчины…нет, женщины. Они намеренно наносили удары ногами в низ живота. Так сильно, что перед глазами темнело и я задыхалась от боли. Не о чем и некого просить. Они здесь чтобы убить меня, они все здесь чтобы отомстить мне за цвет кожи, цвет волос, другой язык, менталитет и за то, что я смогла приблизиться к эмиру. Они здесь, чтобы уничтожить то, что им чуждо и непонятно. Это длилось бесконечно и, кажется, я перестала видеть, перестала чувствовать адские страдания. Пока не услыхала выстрелы, и толпа не бросилась врассыпную. Я увидела, как несколько самых рьяных моих палачей упали на землю с широко раскрытыми глазами и дырками на лбу. Но я не могла пошевелиться. Я лежала на земле и не чувствовала рук и ног. Не чувствовала своего тела. Мне казалось, что я вся сплошная адская боль, я раскрытая рана и я вся вывернута наизнанку. Потянулась рукой к ногам, по которым текло что-то горячее и посмотрела на свои ладони — они все в крови. Ребенка больше нет…они убили его. Всхлипнула и почувствовала, как от слез запекло израненное лицо. — Вика…маленькая моя…посмотри на меня. Голос Ахмада заставил тихо застонать, но сказать я ничего не могла, только приоткрыть опухшие глаза, чтобы увидеть его лицо. — Тшшш…сейчас…сейчас я унесу тебя отсюда. Сейчас станет легче. Сейчас, моя девочка. Он поднял меня на руки и от адской боли я потеряла сознание.

Глава 22

Воздух вокруг меня пах лекарствами и смертью. И больше всего я боялся, что проклятая костлявая тварь заберет единственных, кто мне настолько дорог. Мою дочь, которая впала в кому и Вику…мою. Не знаю кого. Я еще не решил. Но мою. Мою настолько, что я чувствую сердцем каждую пульсацию ее вен.

— Несколько переломов, внутренние повреждения, гематомы. Выкидыш. Забиты женские органы. Ушибы почек, печени, селезенки. Последняя чудом не разорвалась. Сотрясение мозга, внутренние кровотечения. Она в тяжелом состоянии. Гарантировать ничего не могу.

Слушал и чувствовал, как все закипает, чувствовал, как сердце сжимается в камень и перестает биться. Сижу у ее постели сутками. Просто сижу и боюсь отойти, боюсь закрыть глаза. Открою и…упустил. Она спит. Ее ввели в медикаментозный сон, чтоб не было болевого шока. Мне хочется, чтоб она открыла свои прекрасные глаза, чтобы посмотрела на меня, и я запутался в небесной синеве, утонул в ней. Хочется как раньше. Ненавидеть, презирать, но видеть рядом, видеть живой, слышать, чувствовать, а не сидеть у постели и ждать. Это я не уберег ее, я всегда считал, что мой дом — это крепость и в нем ничего не случиться. Я всегда верил в свои силы и могущество…но именно здесь в моем доме убили мою дочь, в моем доме избили мою женщину. Кому-то плевать на меня, кто-то считает меня тупым, безмозглым идиотом под носом, у которого можно вытворять что угодно. Когда я найду кто это сделал, когда я найду зачинщиков этого избиения, они пожалеют, что родились на свет. Пусть Вике станет легче, и я войду в дом каждого из них и принесу в него боль и горе. Каждого! Кто был там! Списки у меня уже есть!

Но какое это имеет значение сейчас…когда мне страшно посмотреть на ее лицо, когда мне страшно тронуть руку, покрытую синяками. Она закрывалась своими маленькими ладонями, а ее били. Я знаю, что это такое… я пережил все это сам. Нет ничего страшнее, когда тебя бьют такие же люди, когда они рвут тебя на куски. Это страшнее чем попасть в лапы зверям.

За какие-то считанные секунды я потерял рассудок. Когда увидел ее скорченную на полу и эту свору гиен, набросившихся и рвущих свою добычу на куски. Не знаю скольких я застрелил и мне насрать. Я бы всех поставил к стенке. Ублюдки, накинулись на беззащитную женщину, били ее ногами в ботинках, уродовали ее тело и калечили душу.

Я никогда не забуду это жуткое зрелище. Я, кажется, умер на какие-то мгновения. У меня все закрутилось перед глазами, я перестал дышать. Мой разум помутился. Паника охватила все тело, заставляя начать трястись каждым нервным окончанием.

Я схватил ее на руки и…мне стало жутко, мне вдруг показалось, что она умирает и пришло осознание, что я этого не переживу. Что я умру вместе с ней.

Я видел смерть…я держал ее на руках несколько недель тому