О как хотелось бы мне спрятаться и поплакать в объятьях Эвелин, но оказываюсь я в результате в объятьях Билли и второй вечер подряд выслушиваю ее рассуждения о духовном – «А что Перри? чего ему надо? и что это за странный генерал? и кто вы все – банда коммунистов?»

Дитя не желает спать в колыбельке, а выползает из комнаты и смотрит, как мы на кровати занимаемся любовью, но Билли говорит: «Хорошо, пускай учится, как ему еще учиться?» – Мне стыдно, но раз Билли тут и все-таки мать, приходится продолжать и не обращать внимания – Еще один зловещий факт – В какой-то момент бедный ребенок глядя на нас начинает пускать длинные слюни, я кричу: «Билли, посмотри на него, ты уверена, что ему полезно?» – а она: «Он может брать все что хочет, в том числе нас».

«Детка, но это же неправильно, может, уложить его спать?» – «Он не хочет спать, он хочет быть с нами» – «Оо» – и я понимаю, что Билли сумасшедшая, а я не такой сумасшедший как думал, и что-то тут не так – Чувствую, что качусь под уклон: хотя бы потому что всю следующую неделю сижу все в том же кресле у аквариума с золотыми рыбками и пью портвейн бутылку за бутылкой как автомат и все как-то не так, приходят Монсанто, МакЛир, Фэган, все, они взбегают по лестнице и мы проводим долгие пьяные дни в беседах а я безвылазно торчу в этом кресле и ни разу больше не добираюсь до восхитительной горячей ванны с книжкой – А вечером приходит Билли и мы набрасываемся друг на друга как чудовища, не знающие, чем еще заняться, я уже совсем мутный и не знаю, что происходит, а Коди куда-то делся – На самом деле я звоню ему и спрашиваю: «Ты когда-нибудь приедешь за мной?» – «Да да да через несколько дней, сиди пока» как будто хочет научить меня чему-то, подвергнув испытанию, через которое прошел сам, и посмотреть что я скажу.

На самом деле все сошло с ума.

Визиты Перри пугают меня: я начинаю подозревать что он из тех «сильноруких» что избивают стариков: недоверчиво наблюдаю за ним – А он расхаживает туда-сюда и говорит: «Ну как тебе мои красотки, не понравились? не все ли равно сколько ей, 9 или 19, знаешь, как они при ходьбе виляют своими пони-хвостиками и маленькими попками» – «Ты их похищал когда-нибудь?» – «У тебя вино кончилось, давай сбегаю, или может травы хочешь? что с тобой, ты как?» – «Я не знаю что происходит!» – «Может, просто много пьешь, Коди говорит, что ты слетел с катушек, не надо» – «Но что происходит?» – «Да не все ли равно, папа, у нас любовь и свинг, а квадратные не врубаются и хотят нас зачморить» – «Кто?» – «Квадратные, цивилы… а мы хотим чтобы свинг, любовь, отрыв в ночи, вот в Эл-Эй поедем, я тебе покажу своих друзей, там такая компашка» (в пьяном угаре я уже намылился с Билли, Эллиотом и Перри в Мексику, с остановкой в Лос-Анджелесе, где у Перри какая-то богатая баба даст ему денег, а если нет, он все равно где-нибудь достанет, а еще мы с Билли собрались пожениться) – Самая сумасшедшая неделька в моей жизни – Билли ночью говорит: «Ты боишься, что я не сумею выйти за тебя, на самом деле все получится, и Коди за, я поговорю с твоей мамой, я сделаю так что она меня полюбит: Джек! – внезапно восклицает она мучительно-музыкальным голосом (ибо я только что сказал: «Эх, Билли, нашла бы себе мужика да вышла бы замуж») – Ты мой последний шанс выйти за настоящего Мужика!» – «В смысле «настоящего», ты что, не видишь, что я псих?» – «Ты псих, но ты мой последний шанс добиться взаимопонимания с Мужиком» – «А Коди?» – «Коди никогда не бросит Эвелин» – Очень странно – И более того – Ничего не понимаю.

Понимаю только странный день, когда наконец пришел Бен Фэган, один, принес вина, раскурил трубочку и говорит: «Джек, тебе бы поспать, обрати внимание, у этого кресла в котором ты говоришь сидишь тут целыми днями, уже днище выпадает» – Я слезаю и заглядываю снизу, и точно, вон уже пружины торчат – «Давно ты сидишь в этом кресле?» – «Каждый день, жду Билли, говорю с Перри и всеми остальными, целый день… Господи, пошли выйдем, посидим в парке», – добавляю я – Где-то в туманной мути этих дней проявлялся МакЛир, хотел, чтоб я помог ему напечататься в Париже, я вскакиваю и набираю Париж, звоню Клоду Галлимару, а попадаю, видимо, на какого-нибудь дворецкого его усадьбы под Парижем и слышу на том конце невменяемое хихиканье – «Это дом, c'est le chez eux de Monsieur Gallimard? – Хихиканье – Où est Monsieur Gallimard?[7]– Хихиканье – Очень странный звонок – МакЛир терпеливо ждет, надеясь на публикацию своей «Темно-коричневой» – В ярости безумия я звоню в Лондон старому своему приятелю Лайонелу, просто так, без повода, и застаю его дома, а он говорит: «Ты звонишь мне из Сан-Франциско? зачем?» – А я отвечаю не лучше чем смешливый дворецкий (плюс ко всему безумию, почему звонок издателю в Париж должен обернуться хихиканьем, а звонок старому другу в Лондон ссорой?) – В общем Фэган видит, что меня уже шкалит и мне нужен сон – «Возьмем бутылку!» – кричу я – Но кончается тем, что он сидит в парке, покуривая трубочку, с полудня до шести вечера, а я совершенно вымотанный сплю на траве, так и не откупорив бутылку, лишь время о времени просыпаясь: где я? ей-Богу, в раю с Беном Фэганом, следящим за людьми и за мной.

И проснувшись окончательно в сгущающихся шестичасовых сумерках я говорю Бену: «Ох Бен, извини, ты потерял целый день, я спал», но он говорит: «Я же говорил, тебе надо поспать» – «То есть ты хочешь сказать, что так и просидел весь день?» – «Видел, наблюдал неожиданные события, – говорит он, – вон там какая вакханалия в кустах» – я смотрю туда и слышу, как в кустах парка визжат и орут дети – «Что они делают?» – «Не знаю: вообще куча странных людей ходила мимо» – «Сколько я спал?» – «Века» – «Прости» – «За что прости, я ж тебя люблю» – «Я храпел?» – «Храпел весь день, и я сидел тут весь день» – «Какой прекрасный день!» – «Да, день прекрасный» – «Как странно!» – «Да, странно… на самом деле ничего особо странного, ты просто устал» – «Что ты думаешь насчет Билли?» – Он усмехается над трубкой: «Что ты хочешь услышать? что тебя лягушка за ногу укусила?» – «Почему у тебя алмаз во лбу?» – «Нет там никакого алмаза, ну тебя с твоими произвольными суждениями!» – рычит он – «Но что я делаю?» – «Прекрати думать о себе, а? просто плыви по течению мира» – «А мир плыл вместе с парком?» – «Весь день, ты бы видел, я выкурил целую пачку «Эджвуда», очень странный был день» – А тебе грустно, что я с тобой не говорил?» – «Ничуть, наоборот, я рад: пойдем-ка домой, – прибавляет он, – скоро уже Билли вернется» – «Ах Бен, ах Подсолнух» – «Ах блин» – говорит он – «Странно» – «Ну ясное дело» – «Ничего не понимаю» – «Пусть тебя это не волнует» – «Хммм свято место, печальное место, жизнь печальное место» – «Все чувствующие существа это понимают» – говорит он жестко – Бенджамен, настоящий мой дзен-мастер, даже больше чем все наши Джорджи с Артурами – «Бен, мне кажется, я схожу с ума» – «В 1955 году ты то же самое говорил» – «Да но у меня мозги размягчились от этого вечного пьянства пьянства пьянства» – «Выпей чайку, сказал бы я если б не знал, что ты слишком псих чтобы понять насколько ты на самом деле псих» – «Но почему? что происходит?» – «Ты проехал три тыщи миль, чтобы это выяснить?» – «Три тыщи миль считая откуда? от меня же бедного несчастного нытика» – «Совершенно верно, все возможно, это даже Ницше знал» – «А что тебе Ницше на ногу наступил» – «Ничего, просто тоже псих» – «То есть ты хочешь сказать я псих?» – «Ха-ха-ха» (искренний хохот) – «Ты что, смеяться надо мной вздумал?» – «Кто смеется, уймись» – «А что мы будем делать?» – «Пошли вон сходим в музей» – На той стороне лужайки действительно какой-то музей, я нетвердо встаю и тащусь за Беном по печальной траве, в какой-то момент даже обнимаю его за плечи и опираюсь на него – «Ты упырь?» – спрашиваю я – «Конечно, а что?» – «Люблю упырей, которые дают мне поспать» – «Дулуоз, тебе в каком-то смысле даже полезно пить, ты потому что трезвый все время себя грызешь» – «Говоришь как Жюльен» – «Не знаю Жюльена но я понял что Билли на него похожа, ты говорил мне, пока не заснул» – «А что было пока я спал?» – «Ох, ну люди ходили туда-сюда, солнце садилось и в конце концов село, и сейчас уже как видишь его почти нет, чего ты хочешь, спрашивайте – отвечаем» – «Хочу сладостного спасения» – «Что же сладостного в спасении-то? может оно кислое как раз» – «Во рту у меня кисло» – «Может, у тебя рот большой слишком, или слишком маленький, спасение – это для котят и то не навсегда» – «А ты сегодня котят видел?» – «А как же, сотни, они приходили к тебе пока ты спал» – «Правда?» – «А как же, разве ты не знал, что спасен?» – «Да ладно!» – «Один был такой большой-пребольшой и рычал как лев, с такой большой мокрой мордой, поцеловал тебя, ты сказал ах» – «Чего за музей-то?» – «Пошли посмотрим» – Вот такой он, Бен, тоже не знает, что происходит, но по крайней мере надеется выяснить – Но музей закрыт – Мы стоим на ступеньках, глядя на запертую дверь – «Замок-то на замке» – говорю я.