Меня вдруг резко затошнило. Закружилось синее небо над головой. Перед глазами возникла визжащая и отбивающаяся от призрака женская фигура на фоне оранжево-красного, мощного пламени.

— Екатерина Васильевна? — я затаила дыхание ожидая ответа на свой вопрос. Хотя в глубине души уже знала, что мне скажет профессор.

Стефан Стефанович снял очки с серыми, металлическими дужками, слишком долго и тщательно вытирал круглые стеклышки мятым платком, в коричнево-белую, крупную клетку.

— Сгорела ваша управляющая, Эмма Платоновна, сгорела так основательно, словно не из костей и плоти была, а чучелом соломенным, — мужчина понизил голос до шепота и опасливо покосился в сторону вытянувших шеи, явно прислушивающихся к нашему разговору детей. — Вы недалеко от крыльца лежали, наверное в последний момент выход в дыму нашли и в открытую дверь смогли выйти.

Я погладила мягкую, зеленую траву, посмотрела в высокое и вечное небо, которому не было никакого дела до возни смешных существ, называющих себя людьми. Только сейчас ощутила запах гари и мокрой земли. На душе стало тоскливо и пусто, но это длилось недолго. Радость — яркая, как само голубое небо над головой захлестнула меня. Пусть это было эгоистично, но я радовалась тому, что осталась жива. Радовалась еле заметному ветерку, который дул мне в лицо, радовалась прыжкам Лимона, улыбкам моих дететей. Радовалась тому, что могу ощущать свои руки, ноги, и они совсем не болят! Я вырвалась из огненного плена практически не понеся никаких потерь!

— Стефан Стефанович, я бы хотела в дом пройти, вы мне поможите? — спросила я ощупывая на себе неповрежденную и совершенно целую простынь.

— Конечно, конечно голубушка, Эмма Платоновна, — засуетился профессор. — Может лучше Степана позвать? Хотя..., не в себе сейчас он. Любимую супругу потерял. Я ему успокоительной настойки дал лошадиную дозу и доверил заботе горничной Юленьке.

— Юленьке..., не хочу сегодня имя это слышать. Степана тоже трогать не надо, мы и сами потихоньку доберемся. Да, Шурик? — мой голос уже не напоминал стон слабейшего в мире создания, он был четким и решительным.

Наша странная процессия тихим шагом побрела к дому. Впереди бежал радостный Лимон, за ним вприприжку скакала Лиза. Я же брела медленно, поддерживаемая с одной стороны Шуриком, а с другой пожилым профессором.

Из дома нам навстречу уже бежала старшая горничная Галина, в ее руках синим флагом развевался мой халат.

— Эмма Платоновна, беда какая приключилась! Ох, бе-е-еда! — голосила женщина, вытирая ладонью заплаканное лицо.

— Галина! — резко оборвал ее всхлипывния Стефан Стефанович. — Вы бы лучше постель нашей хозяйке приготовили и чай с лимоном, да сахару положите побольше!

— Сейчас, все будет сделано и чаек уже готов, и постелька, — приговаривала Галина, пытаясь надеть на меня халат.

У нее это получалось не очень хорошо, в конечном счете я вынуждена была забрать халат и одевать его самой поверх простыни, которая так и норовила распахнуться при ходьбе.

Мысли работали четко. Хотелось увидеть Агафью Платоновну и немного подумать над произошедшим событием.

— Мне сейчас нужно в кабинет пройти, постельку оставим на потом. Галина, вместо чая, коньячок из буфета возьмите, там на нижней полке в коричневой бутылке с самой старой этикеткой, а лимон пожалуй оставьте, — распоряжалась я на ходу, и шла уже совсем уверенно, отказавшись от помощи Шурика и Стефана Стефановича.

Вторая рюмка коньяка окончательно вернула мне способность мыслить здраво и последовательно.

— Вот понимаешь ли, Агафья Платоновна, возникший в бане пожар объяснить я могу. Сама его нечаянно устроила, — я нервно хохотнула вспоминая полет голубой чашки. — Даже приведение Юленьки могу объяснить. Если дыма наглотаешься и не такое померещится... Но кто подпер дверь с той стороны? Екатерина Васильевна со мной была, а ведь я ее главной злодейкой назначила...

Моя рука потянулась к пузатенькой, пыльной бутылке. Веселое и звонкое"буль-буль", словно весенняя капель полилась в приземистую, зеленоватого стекла, рюмку.

Агафья Платоновна нахмурила брови и укоризненно, осуждающе закачала головой. Темно-карие глаза смотрели неодобрительно, даже зеленая шаль на ее плечах упрекающе зашевелила своими шелковыми кистями. Белые, холеные руки виртуозно тасовали колоду карт, но делать расклад тетушка не спешила.

— Не надо, на меня так смотреть, уважаемая моя родственница! Уверяю вас, что эта рюмка будет последней. Просто помянем бедную Екатерину Васильевну, что-бы пусто ей было! — ароматная жидкость маслянисто обожгла мое горло, приятно согрела желудок и немного затуманила мозг.

— Ну, вот видишь Агафья Платоновна, третья рюмка была мне просто необходима! Хочется сейчас забыться, а не разгадывать шарады с дверью, — я зевнула и довольно улыбнулась, разглядывая большой, кожаный диван напротив.

Но опробовать его на мягкость и уютность мне было сегодня не суждено. В дверь осторожно постучали.

— Войдите! — я старалась говорить уверенно и громко, но язык снова решил меня предать, он заплетался и мямлил, словно пьяный путник на ночной дороге.

Дверь распахнулась поспешно и стремительно. Встревоженная старшая горничная Галина, стояла на пороге и теребила белый передник с голубыми, кружевными рюшами. Ее руки немного дрожали, а на смуглом лице лихорадочно и испуганно горели черные глаза.

— Эмма Платоновна, у нас гости! Начальник полиции, Валерьян Антонович Добужинский прибыли. Желают немедленно вас видеть. Гневаются и обвиняют вас и всех слуг в сговоре и в убийстве Екатерины Васильевны! — голос женщины срывался от возмущения.

Я устало вздохнула и встретилась с укоризненным взглядом Агафьи Платоновны. Подняла руки, словно собралась сдаваться в плен.

— Ладно, ладно! Признаю, что алкоголь — зло! Третья рюмка коньяка и правда была лишней! — я икнула и с достоинством прикрыла рот ладошкой.

Галина стояла на пороге и смотрела на меня круглыми от изумления глазами, — Эмма Платоновна, я никогда такого не говорила. Не пристало воспитанной горничной, хозяйке указывать!

— Не пристало, — согласилась я с ней. — Но вот задержать, как можно дольше в гостинной господина Добужинского, вполне можно. А так же приготовить мне платье, свежее белье и холодную воду в ванной комнате, тоже потрудитесь! — мой язык уже не заплетался, способность мгновенно трезветь, как оказалось перешла из прежней жизни вместе с характером и воспоминаниями.

Через минут сорок, я спустилась в гостиную свежая, серьезная и красивая, если конечно мне не соврало большое, круглое зеркало в ванной комнате.

— Валериан Антонович, не скажу, что очень рада вас видеть, но вполне понимаю цель вашего визита. Произошло из ряда вон выходящее событие.