И мы должны еще раз спросить: «Работает для чего — и какой ценой?» Реальная проблема заключается в том, что разные стратегии иногда направлены на противоположные цели. Одна может уничтожить положительный эффект другой. Так, последствия наказания способны подорвать преимущества положительного воспитания, если сочетать оба эти подхода[101].

Народная мудрость, подтвержденная поколениями фермеров и бакалейщиков, гласит: одно гнилое яблоко портит целую бочку хороших. Мы не собираемся утверждать, будто традиционная дисциплина испускает что-то вроде психологического этилена, наподобие газа, выделяемого гниющими плодами. Но все же нам кажется, что стремление к оптимальным результатам требует отказаться от определенных методов, а не просто нагромождать поверх них другие, более правильные. Чтобы хорошие методы могли работать, мы должны отказаться от плохих, таких как наказания и поощрения[102].

Этот факт не слишком хорошо известен, но слово стресс для обозначения эмоционального состояния на самом деле метафора. Изначально этот термин относился к свойствам металлов и других материалов. Он обозначал растяжение или деформацию (цитирую по словарю) в результате воздействия чрезмерной силы. Стальной прут способен до определенного предела выдерживать стресс, после чего ломается.

Так что же, образно говоря, оказывает аналогичное воздействие на детей? И что с ними происходит, когда они «ломаются»?

Как только возраст ребенка начинают записывать двузначным числом, ставки в дисциплинарной игре повышаются. Подростки способны угодить в более серьезные неприятности, и когда они (вполне понятно) восстают против контроля, родители часто испытывают соблазн прибегнуть к еще более жесткому регулированию и более серьезным видам наказания. Но взрослые дети могут испытывать стресс и по другой причине. Все чаще им дают понять, что они должны быть не только послушными, но и успешными — не только быть положительными, но и хорошо себя проявлять.

Книги, написанные специалистами по психическому здоровью и другими авторами за последние двадцать лет, предостерегают: детей слишком торопят, понукают и перегружают. Исследование, опубликованное в 2002 году, обнаружило тревожно высокие показатели алкоголизма (особенно среди мальчиков) и депрессии (особенно среди девочек) у детей 11–12 лет из обеспеченных семей. Исследователи подчеркнули: эти симптомы непосредственно связаны с тем, что их уже призывали концентрироваться на поступлении в ведущие вузы.

Более того, семиклассники, которые сообщили, что их родители придают большое значение успеваемости, чаще проявляли признаки неблагополучия и «неадекватный перфекционизм». Гораздо меньше эти проблемы были распространены среди их одноклассников, чьи мамы и папы озабочены благополучием своих детей, а не их достижениями[103]. Заметьте, это не просто две разные цели — иногда они ведут в противоположных направлениях. И, как некогда сокрушался психоаналитик Эрих Фромм: «Немногие родители имеют мужество и свободу заботиться о счастье, а не об успехе своих детей»[104].

В предельном случае «гонка за успехом» достигает лихорадочного накала, и настоящее ребенка, по сути, закладывается в пользу его будущего. Занятия, способные заинтересовать подростка или доставить ему удовольствие, приносят в жертву неустанной подготовке к Гарварду (я называю этот процесс «подготовкой Г»). Родители ни на минуту не забывают о конечной цели и планируют школьные и даже внешкольные занятия с оглядкой на будущий грандиозный успех. Они растят не детей, а живое резюме, и к старшим классам подростки привыкают выбирать исключительно ту деятельность, которая способна произвести впечатление на приемную комиссию вуза. При этом они не обращают внимания или просто не вспоминают о том, что им самим кажется интересным здесь и сейчас. Вместо «что это значит?» они спрашивают учителей «нам нужно это знать?» — и мрачно продолжают повышать свой средний академический балл или пытаются выжать еще несколько пунктов из приемных экзаменов.

Подобная гонка за достижениями существует во многих семьях, где дети прекрасно себя ведут и никогда не доставляют проблем родителям или учителям. В частности, довольно успешные мамы и папы (здесь я имею в виду финансово успешных — при этом они не обязательно успешны как родители) могут предъявлять высокие и часто нереалистичные требования к своему потомству. Исследование с участием 11–12-летних детей носило провокационное название «Привилегированные, но подавляемые? Изучение благополучной молодежи». Один из его авторов обнаружил, что у относительно богатых подростков более высокий уровень наркомании и тревожности, чем у их ровесников из бедных кварталов[105].

Об этом доводе стоило рассказать живущим в пригороде родителям подростков (и детей помладше). В то же время некоторые подробности предостережений, что принуждение детей к успеху может дорого обойтись, не слишком актуальны за пределами богатых районов. Не все дети имеют расписание внешкольных занятий, которое утомило бы и генерального директора. Некоторые семьи больше озабочены выплатой кредита на машину, чем составлением оптимального маршрута для роскошного авто, везущего ребенка с уроков музыки на гимнастику. И если одни родители выступают «консультантами по вопросам карьеры» при своих детях, не будем забывать, что есть и другие родители, которые могут только мечтать о лишних деньгах (и свободном времени), которые позволили бы двигаться в этом направлении.

Коротко говоря, давление, которое испытывают дети, обычно зависит от общих условий жизни. Но это не значит, что его ощущают на себе только дети из богатых семей. Родители из рабочего класса иногда полны решимости дать своим чадам возможности, которых никогда не было у них, и еще более твердо настроены убедиться, что те в полной мере воспользуются всеми шансами. Это совсем не тот стресс, которому подвергается ребенок, чьи мамы и папы из принципа настаивают на занятиях с репетитором. Тем не менее это тоже стресс.