Он встал из-за стола, плюхнулся в любимое кресло и стал обдумывать порученное дело.

Со своим несостоявшимся тестем Бёртон повстречался в назначенном месте и в назначенное время. Они пожали друг другу руки, и Арунделл воскликнул:

— Да вы решительно походите на скелет!

— Малярия, — объяснил Бёртон.

— До сих пор треплет вас?

— Да, хотя приступы случаются всё реже и реже. Вы получили что-нибудь от Изабель?

— Я не хочу обсуждать свою дочь, давайте договоримся об этом сразу.

— Очень хорошо, сэр, — ответил Бёртон. Он заметил, что Арунделл выглядел измученным и озабоченным и, пока они шли в клубную гостиную, почувствовал острый укол вины.

«Афинский клуб», как обычно, был переполнен, но, сохраняя репутацию одного из бастионов британского общества, присутствовавшие джентльмены разговаривали цивилизованным шепотом. Как только Бёртон и Арунделл вошли в пышно украшенную гостиную, их окутал негромкий шум разговоров; появившийся метрдотель сразу же провел их к столику. Перед едой они решили заказать бутылку вина.

— Как вы думаете, почему лорд Пальмерстон заинтересовался этим делом? — не стал терять времени Арунделл.

— Я действительно не знаю.

— Вы не пытались выяснить?

— А вы с Пальмерстоном встречались?

— Да.

— Тогда вам известно, как крепко он сжимает губы. И я не имею в виду хирургию.

Бёртон намекал на то, что премьер-министр лечился у евгеников, пытаясь сохранить юность. По их оценкам, теперь его жизнь должна была продлиться до ста десяти лет, и они так натянули его кожу, что он стал напоминать бесстрастную восковую фигуру.

— Из него клещами слова не вытянешь, — согласился Арунделл, — как и из любого политика: это их кредо. Но, я думал, он по крайней мере на что-то намекнул.

Бёртон покачал головой:

— В прошлом году, давая мне первое задание, он сказал: «Взгляните на это», — а всё прочее оставил на мое усмотрение. И сейчас в точности то же самое. Возможно, он не хочет, чтобы у меня сложилось какое-нибудь предвзятое мнение.

— Хм-м… Возможно. Ну хорошо, чем же здесь могу помочь я?

— Расскажите мне о проклятии Тичборнов и об их блудном сыне.

Генри Арунделл коснулся указательным пальцем стола, уставился на бокал с вином и какое-то время задумчиво глядел сквозь него. Потом он поднял глаза на Бёртона и кивнул.

— Тичборн-хаус занимает площадь в сто шестнадцать акров[47]и находится рядом с деревней Олсфорд, неподалеку от Уинчестера.[48]Епископ Уинчестерский даровал его Вальтеру де Тичборну в 1135 году, и спустя несколько лет поместье унаследовал его сын Роджер де Тичборн, воин, распутник и зверь. Именно его жестокое обращение с женой, умиравшей от изнуряющей болезни, и стало причиной проклятия рода Тичборнов.

— Расскажите, как это произошло.

— Ну, что скажешь ты мне, лекарь Дженкин? Умрет ли ведьма сей ночью?

Сквайр Роджер де Тичборн бросил на стол охотничий стек и упал на стул, заскрипевший под его тучным телом. Его лоб сиял от пота. Весь день он с товарищами провел на охоте, но добычей стала одна тощая лиса, которая даже не думала сопротивляться: собаки покончили с ней за несколько минут. Затем сквайр и его люди выпускали пар в таверне.

Домой пьяный де Тичборн вернулся мрачнее тучи и во весь голос крикнул слуге, хотя тот стоял меньше чем в пятнадцати футах:[49]

— Хобсон! Тупой бездельник! Что ты стоишь как истукан? Сними с меня эти проклятые сапоги, черт тебя побери!

Слуга, низенький безответный человек, подбежал к хозяину, встал на колени и принялся стаскивать левый сапог.

— Итак, Дженкин, стану ли я наконец свободен? Или эта грязная старая карга еще поскрипит?

Лекарь, высокий, костистый и мрачный на вид, нервно сжал большие руки, и его рот задергался.

— Недуг леди Мабеллы тяжел, милорд, — объявил он. — Но она еще может пребывать на этом свете.

Хобсон, державший левое бедро де Тичборна, поглядел вверх и сказал:

— Миледи изъявила желание видеть вас, сэр.

Де Тичборн размахнулся правой ногой и со злым ворчанием впечатал сапог в лицо Хобсону. Слуга вскрикнул и повалился на пол, из его носа хлестала кровь.

— Тысяча чертей! Стало быть, я прав? — рявкнул хозяин. — Эй ты, пес смердящий! Ступай наверх и скажи этой гарпии, что увижу я ее, когда сам захочу, а не когда захочет эта ведьма, приползшая из ада! Прочь с глаз моих!

Слуга с трудом поднялся на ноги, пошатываясь, пошел из пышной гостиной, ударился о край стола, снова едва не упал и скрылся.

— Сколько она еще будет мозолить мои глаза? — переспросил лекаря де Тичборн, затем наклонился и начал сдергивать с себя сапог. — Сколько? Часы? Дни? Недели, сохрани меня бог?

— Недели? О нет, милорд. Не недели — и даже не дни. Хорошо, если она переживет сию ночь и узрит рассвет.

Высвободив правую ногу, де Тичборн с такой яростью швырнул высокий сапог через всю комнату, что тот ударился о стену и упал.

— Хвала Создателю! Не принесешь ли мне чего-нибудь выпить, мастер лекарь? И себе налей тоже.

Дженкин кивнул, подошел к бюро, на котором стояли графинчики с вином, наполнил два кубка, вернулся к камину и поставил один из них на столик, случайно оказавшийся рядом со стулом хозяина. Второй сапог освободился и последовал за первым, но в полете расколотил вазу, стоявшую на буфете, и упал прямо в груду обломков.

— Наконец-то фортуна надо мной смилостивилась, — пробормотал сквайр, — на рассвете я освобожусь от проклятой клячи! — Затем он осушил кубок одним глотком, вскочил со стула, подошел к бюро в одних чулках и налил себе еще. — Отправляйся в библиотеку, лекарь, а я пойду наверх взглянуть на старую каргу.

— Но, милорд, — запротестовал Дженкин, — леди Мабелла не сможет принять вас!

— Она примет своего чертового мужа, и если это будет ее последнее усилие, тогда ты разделишь со мною веселый пир!

Дженкин облизал губы, поколебался, горестно кивнул и с кубком в руке зашаркал через гостиную к двери, ведущей в библиотеку. Презрительно усмехнувшись в спину старого лекаря, де Тичборн тоже вышел из комнаты. Войдя в залу, он отыскал туфли, застегнул их и взошел по широкой изогнутой лестнице на галерею. Здесь он остановился, осушил кубок, перебросил его через балюстраду и отер рот; оловянный сосуд с лязгом покатился по полу. Затем сквайр вошел в коридор и отправился в спальню жены.