Переспорить Акиру было невозможно, и Тёма решил сменить тему.

— А у нас дома, наверное, все равно никакого обеда нет, — печально сказал он. — Потому что мама в больнице.

Кира кивнула — с сочувствием.

— А у нас Соня сегодня опять сварила борщ. И сделала котлеты. Разнообразием она не балует. Но готовит вкусно!

— Еще бы! — сказал Тёма. Ему представилась глубокая тарелка огненно-горячего красного борща со сметаной и большая-пребольшая котлета с жареной картошкой и соленым огурчиком.

Тёма грустно вздохнул.

А Акира вдруг разозлилась.

— Да ладно тебе! Можно подумать, я его плохо кормлю! Возьми еще сушку и не хнычь! Мужчины — рабы желудка! Чуть-чуть потерпеть он не может! Как только стемнеет, обследуем курятник, и все дела! А потом можно ехать!

— Как это «когда стемнеет?» — изумился Тёма. — Мы что, дотемна, что ли, здесь сидеть будем? А когда же мы домой попадем?

— Испугался, да? — презрительно спросила Акира. — Ты что, трус, что ли?

— Да нет, — пролепетал Тёма, — я-то не боюсь. Но ведь родители! Мы даже позвонить им не можем.

— Да они все равно уже волнуются! — сказала Акира. — Они вообще ВСЕГДА волнуются. Ты знаешь, сколько сейчас времени? Уже полчетвертого! А мы еще и искать не начали! А пока мы назад дойдем до станции? А электричка? А метро? Поэтому они все равно будут с ума сходить от волнения и нам так и так влетит. Но только если мы вернемся с Курячим богом — это одно дело, тогда нас простят, а если без него, типа, просто так сбежали, то нам ТАКОЕ устроят, что мама-караул! Поэтому нам обязательно надо его найти! Победителей не судят!

В Акириных словах, безусловно, БЫЛА ЛОГИКА. И Тёма вынужден был с ней согласиться. Ну что тут скажешь, Кира, даже когда она Акира, умная девочка.

— Хорошо, — согласился Тёма. — Пошли искать.

Кира кивнула.

— И вообще, — сказала она, — мы же не до ночи ждать будем. Сейчас рано темнеет.

Но Тёма не слышал этих слов. Он уже поднимался на второй этаж, привычно шагая сразу через две ступеньки резной деревянной лестницы.

* * *

— Что это? — изумленно спросила Акира. — Подзорная труба? А зачем?

— Это телескоп, — снисходительно объяснил Тёма. — Чтобы наблюдать за звездным небом.

Кира уважительно погладила большой черный аппарат.

— И… ты за ним наблюдаешь?

— Иногда наблюдаю, — ответил Тёма. И честно добавил: — Но, вообще-то, он дедушкин. Мой дедушка был ученый астрофизик. Ну, в общем, астроном.

Кира кивнула.

— Понятно. А можно мне посмотреть?

И, не дожидаясь ответа, прильнула к глазку окуляра.

— Ничего не видно. Настроить надо.

— Рано еще, — объяснил Тёма. — Лучше ночью смотреть.

— Ночью звезды и так видно. — Кира небрежно передернула плечами.

Тёме стало обидно за дедушку.

— С телескопом гораздо лучше!

— Ладно тебе! — набросилась на него Акира. — Ты искать будешь или как?

Тёма потупился и стал озираться по сторонам, в поисках Курячьего бога.

— А это что? Тоже дедушкино?

Кира увидела висящие на стене лук и колчан и даже вытащила одну стрелу — красивую, украшенную петушиными перьями и остро заточенную.

— Нет, это бабушкино. Не трожь! Уколешься! — Тёме никогда не разрешали трогать стрелы, а Кира вот так вот — раз, взяла да и вытащила сразу из колчана самую длинную и пеструю.

— Ой! Укололась! — Кира быстро засунула палец в рот и с любопытством спросила. — А они у вас как? Отравленные? Или не очень?

— Я не знаю, — растерялся Тёма. — Ты подожди! Я за йодом! Сейчас!

Тёма опрометью сбежал вниз, к аптечке, где стояли йод и зеленка, которыми ему мазали оцарапанные коленки и локти, схватил бутылочку — и тут наверху раздался СТРАШНЫЙ ГРОХОТ.

* * *

Кира лежала на полу с закрытыми глазами, распластавшись, раскинув руки. Неведомым образом, падая, она задела стоящую у противоположной стены этажерку с книгами — это они свалились с таким страшным шумом. Но все это Тёма сообразил уже позже — первым делом он бросился к потерявшей сознание Кире.

— Кира, Кирочка, — шептал в отчаянии Тёма, — Кирочка, очнись!

Кира не шевелилась.

Тёма отбросил ненужный йод и в ужасе принялся ее тормошить. Он толкал Акиру, дергал ее за руки, за ноги, за волосы, дул в лицо и даже осторожно похлопал по щекам — все впустую.

Тогда Тёма попробовал сделать Кире искусственное дыхание, поднимая и опуская ее руки. Тёма видел такое в одном фильме о СПАСЕНИИ НА ВОДАХ, там утонувшему это очень помогло, он сразу пришел в себя, выплюнул воду и бодро вскочил на ноги. Но Кире от искусственного дыхания ничуть не стало лучше, ее руки безжизненно падали, а глаза по-прежнему были закрыты. Кира не подавала никаких ПРИЗНАКОВ ЖИЗНИ!

И тут Тёма вспомнил, как в одном фильме про индейцев героиню укусила в ногу ядовитая змея, и тогда отважный ковбой туго стянул ей щиколотку своим шейным платком, острым ножом рассек место укуса, а потом высосал из ранки яд и так, рискуя жизнью, спас любимую девушку!

Тёма не колебался ни минуты. В портфеле у него лежал кусок тонкой, но крепкой веревки, сломанный компас и перочинный ножик. Тёма не зря читал книжки про индейцев, он знал, как они ТЩАТЕЛЬНО собираются в поход, и потому сам хорошо подготовился к поездке на дачу.

Затягивая шпагат на Кирином запястье, Тёма нащупал что-то твердое под рукавом ее свитера — это был красный браслетик из «рубинов», который они купили на станции. У Тёмы сдавило горло, слезы подступили к глазам — Кира, такая красивая и веселая, иногда противная задавака и ехидина, но умница и лучшая его подружка, лежала в беспамятстве на полу, отравленная ядовитой стрелой из колчана его собственной бабушки! И он с ней один, и неоткуда ждать помощи! Тёма почувствовал, что готов взвыть от отчаяния. Он СОБРАЛ В КУЛАК свою волю, прицелился и занес перочинный ножик над Кириным пальцем, чтобы сделать ТОЧНЫЙ И ГЛУБОКИЙ надрез, а затем выдавить яд и вернуть подругу к жизни! Ему было жутко, но он думал не о себе! Речь идет о жизни Киры. Надо ее спасать — во что бы то ни стало!

Тёма закрыл глаза, чтобы не видеть, как брызнет кровь из Кириного пальца. Наверное, это будет фонтан! Или ручей! Но даже если это будет только капля, все равно очень страшно. Ударить ножом человека! Даже ради его собственного спасения! «И как это врачи все время людей режут! — подумал Тёма. — Неужели им их не жалко?» Тёма осторожно начал опускать перочинный ножик, поднося его к Кириному пальцу, — и вдруг задохнулся от боли.

— Ты че, ваще? — крикнула Акира. — Совсем отмороженный? Живого человека ножом пырять? Крыша поехала, или что?