– Простите, ребята! Меня же перенесли из центра за город, пока, зараза, добежишь, задохнуться можно! – и, увидев меня, строго спросил, картавя: – В партии состоите? С какого года? Как обстановка в массах?

Но государь его осадил:

– Да успокойся ты! Тут власть уже другая – и не твоя, и не моя!

Ильич возражать не стал, но как-то ядовито ухмыльнулся.

– Ладно, ребята, не станем спорить, зайдем за лысым (так они любовно называли Райниса) и пойдем к стрелкам.

Ночной город будто вымер, и никто не видел, как я шагал по центральной улице в окружении легендарных фигур. Они рассматривали яркие витрины магазинов, недоуменно покачивая головами и бросая колкие реплики.

– Вы посмотрите на этих баб, кожа да кости, не за что взяться, у меня бы на такую ни-ни. Вот Катька моя из местных была, то, что надо, а эти на картинках – дрянь, наверное, не местные, – вел беседу государь. – А вообщето я бы сейчас не против кого-то окучить…

И он посмотрел вверх. Там на высоком постаменте стояла женщина.

– Ты, Петя, можешь губу не раскатывать, она сейчас если и даст, то только американцу, ну, может, еще англичанину! – охладил пыл помазанника Райнис.

В разговор вступил Ильич.

– Англичанину не даст! – сказал он. – Они как сюда приезжают, если припрет – все на нее отливают. А может, и даст, кто ее знает, эту загадочную женскую душу.

Они остановились под памятником и смотрели снизу вверх, как ветер развевает юбку женщины.

– Ох, как она мне люба, – опять заладил государь. Тут с высоты в него полетела одна из трех звезд, которые она держала в руках, но царь ловко увернулся:

– Проститутка заморская! Стерва продажная!

– Педераст великодержавный! Кровопиец! – донеслось сверху.

– Я же тебе говорил. Вот в прошлом году Русалочка приплыла из Копенгагена, там никаких проблем не было, одно слово – Запад. Жаль, что у нее хвост вместо ног, но ничего, мы нашли выход из положения! – сказал Райнис мечтательно. – Все-таки хорошо, что рядом со мной мою женушку Аспазию не поставили!

Обычно, стоя на постаменте, три красных латышских стрелка смотрят в разные стороны, но сейчас они сидели на берегу Даугавы возле горящего костра и передавали друг другу большую бутыль, наполненную мутной жидкостью.

Увидев Ильича, они вскочили и отдали честь, а он по-простому пожал каждому из них руку:

– Как служба? Как народ? Ребята, я тут со своими. Выпить что-нибудь найдется?

Теперь у костра сидели уже восемь собутыльников, и каждый прикладывался по очереди к сосуду. А красные стрелки делились впечатлениями за прошедший год:

– Кто цветы принесет, кто бутылкой бросит, – всем мил не будешь.

– Тут, говорят, митинг какой-то был, недовольный народ, обворовывают его кровопийцы капиталистические!

– Всем на хрен головы рубить! Проворовался – рубить, и будет полный порядок! Выдумали демократию, чтоб тырить было легче! – разошелся самодержец.

Тут вдруг послышались тяжелые взмахи чьих-то крыльев, и я со страхом посмотрел в темное небо.

– Не бойся, это мужик с медвежьими ушами на личном драконе из Юрмалы летит! Вечно опаздывает, жертва зоофилии! – объяснил один из красных стрелков – Мужик-то он хороший, и животных любит! Говорят, его маминя с медведем баловалась. Результат налицо. То есть на уши! Не везет его скульптуре – то меч украдут и вставят в руку морковку, то матерное слово напишут на постаменте. Одно слово – вандалы дремучие!

Описав круг над честной компанией, дракон приземлился на трамвайных рельсах прямо у моста. Гремя мечом о доспехи, народный герой подошел к костру, поприветствовав всех поднятой вверх рукой.

Мы раздвинули круг и протянули ему бутыль. Сделав мощный глоток, он даже не поморщился, потом положил к себе на колени голову дракона и стал чесать ему за ухом, а тот от удовольствия пускал дым через огромные ноздри.

– Слышал, тут непорядки какие-то? Говорят, дракон кровожадный появился с сотней голов, у народа кровь сосет! Ничего не знаете? Может, пора ему башку свернуть? – и герой, вскочив, взмахнул своим огромным мечом. Дракон от страха распластался по земле и стал похож на огромную лягушку.

Героя сразу же успокоили:

– Да не дракон это, свои у своих кровь и сосут!

Он вложил меч в ножны и разочарованный снова уселся в круг.

В это время со стороны железнодорожного моста подходили двое с красным флагом в руках, герои 13 января 1905 года. Эти гордо сели в стороне и от алкоголя отказались. Но потом заметили Ильича и подошли.

Вскоре появился памятник композитора Альфреда Калныньша, держа под мышкой голову известного собирателя народного фольклора Кришьяна Барона, за которой успел забежать в Верманский парк. Калныньш, опасаясь мифического дракона, сел в отдалении. Голова из-под мышки читала неприличные народные дайны и издали дразнила дракона, правда, животное на это не обращало никакого внимания.

Подошел революционер Петер Стучка, (он тоже обитал где-то не в центре), открыл свой каменный портфель и достал две бутылки еще советской водки. Вся компания очень обрадовалась этому приятному сюрпризу. А потом он извлек оттуда еще и барельеф композитора Вагнера и прислонил его к металлической ограде возле реки, объяснив собравшимся:

– Мимо проходил, а он уж очень со мной в люди просился, надоело ему со стены на мир одним глазом смотреть!

– Danke schön, – поблагодарил музыкант. – Я бы вам сыграл что-нибудь из своего, но извините, не на чем и нечем.

Вдруг раздался петушиный крик, все встрепенулись, испугавшись восхода, но барельеф немца успокоил:

– Это мои земляки из Бремена, так сказать, коллеги, и они непьющие!

Подошли осел, собака, кот и петух. Собака, устав стоять на спине осла, подбежала к дракону и стала пристраиваться к его ноге, возомнив себе невесть что! Это развеселило компанию и заставило снова о чем-то задуматься Петра. Поняв, что нога дракона – это обидная ошибка, пес стал ластиться к доброму Лачплесису. А кот взобрался на колени к Калныньшу. Осел сиял в свете костра натертым до блеска бронзовым носом, задумчиво смотрел на воду и наслаждался тем, что на спине нет трех его товарищей. Петух показывал всем свою полную независимость и гордо расхаживал возле барельефа Вагнера.

Потом все опять вспомнили о каких-то возмущениях в народе.

– Там перед Домским собором памятник немецкому просветителю Гердеру стоит, он ближе всех к месту, где депутаты пасутся. У него хоть ног и нет, но голова что надо, пойдем, он-то нас просветит, – предложил до сих пор молчавший Барклай.

Все еще раз приложились к бутыли и отправились к Гердеру.

Гердер обрадовался долгожданной встрече. Скульптор изваял его не в полный рост, а, решив сэкономить, сделал лишь бюст, и бедняга не мог сам сдвинуться с места. Но поговорить был всегда рад.