Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но что привлекло внимание Джека, так это изображение в рамке, висящее над одной из секций стойки, между меню напитков и серией фотографий различных знаменитостей. На репродукции была запечатлена бледная оглядывающаяся через плечо женщина, половину лица которой скрывали пряди красновато-каштановых волос. Накинутая на одну половину тела черная мантия была приспущена так низко, что на изгибе бедра виднелась татуировка с изображением щупальца. В одной руке женщина держала ярко-красное яблоко, которое протягивала падающей звезде, в то время как мир вокруг нее был охвачен пламенем.
Джек хорошо знал это изображение, так как неделями трудился над тем, чтобы уловить пропорции модели. Ее звали Одра Грей, и он спал с ней после каждого сеанса рисования столько раз, что уже думал, будто они что-то значат друг для друга. У него были целые альбомы с набросками ее спящей фигуры, запечатленной в ранние часы, когда кошмары заставляли его с криком пробуждаться ото сна. Она бросила его ради Западного побережья, обещающего ей славу, объяснив разрыв их отношений отсутствием у него успеха.
«Утренняя звезда» была его первой профессиональной продажей. Через шесть месяцев после этой сделки у него прошла первая выставка, он подписал контракт с Карли и стал вести переговоры о создании концепт-арта для будущего фильма ужасов. Последнее, что он слышал, это то, что Одра работала официанткой в клубе под названием «Гиады» на бульваре Сансет, но это было пару лет назад, задолго до того, как то место сгорело дотла. Снова увидев картину, с изображенной на ней грациозной фигурой Одры, он почувствовал горечь ностальгии – призрак душевной боли зазвенел цепями. «Надеюсь, у нее все в порядке», – подумал он.
Чак наклонился ближе и спросил:
– За столик или за стойку?
– За столик, – тут же ответил Джек. Он не ел с обеда, и от запаха еды на гриле у него заурчало в животе.
Когда они сели, Джек повернулся к Чаку и указал на картину.
– Похоже, здесь в городе у меня есть как минимум один поклонник.
Чак повернулся, оглядываясь на барную стойку.
– Да, действительно. Один из владельцев – твой фанат. Скоро она к нам присоединится.
– Она? – Джек удивленно выгнул бровь. – Я ее знаю?
– Спокойно, тигр. Ты не так все понял. И да, собственно говоря, ты ее знаешь.
– Действительно?
– Ага.
Джек улыбнулся.
– Ясно. Пока буду пребывать в напряженном ожидании. А что насчет другого владельца?
Чак просиял.
– Он прямо перед тобой.
Молодая энергичная официантка подошла к их столику.
– Здравствуйте, мистер Типтри. Сегодня вам как обычно?
– Конечно, Дарла.
После того как они заказали напитки, Джек откинулся на спинку стула и рассмеялся:
– Никогда бы не подумал, что ты предприниматель.
Чак пожал плечами.
– Каждый делает то, что может. Кстати, еда и напитки за счет заведения.
– Премного благодарен, – сказал Джек. – И давно ты владеешь этим местом?
– Уже несколько лет. Купил его у Здоровяка Рона Тасвелла, когда тот вышел на пенсию.
Хотя ресторан казался хорошим дополнением к городу, Джек почувствовал легкую грусть, узнав, что универмаг «Ронс» больше не работает. Раньше Бабуля Джини каждый август и январь возила его туда покупать одежду для школы. Он вспомнил, что у Большого Рона всегда была пригоршня соленых крендельков, и когда он говорил, изо рта у него во все стороны летели крошки. Если отбросить ностальгию, Джек не знал, что его больше удивило: то, что Здоровяк Рон Тасвелл не передал семейный бизнес своим сыновьям или то, что Чак Типтри стал владельцем ресторана.
– Примерно через год после того, как я купил его, нашел партнера, который помог руководить ремонтом. Мы открылись полтора года назад и с тех пор стабильно развиваемся. Тем более что местная общественность проголосовала за разрешение продажи спиртных напитков.
После того как Дарла принесла им напитки – «грязный мартини» для Чака и пиво для Джека – Чак придвинул Джеку листок бумаги.
– Вот номер подрядчика, о котором я говорил тебе ранее. Скажи, что ты от меня. Должен сделать тебе хорошую скидку за замену окон.
Джек взял записку и положил в карман.
– Спасибо, мужик. Мне удалось оттереть краску с облицовки и закрыть окна полиэтиленом, но не более того.
– Да, я так и думал. – Чак сделал глоток мартини. – Честно говоря, я немного удивился, когда ты позвонил. Мне показалось, что ты был расстроен. Все в порядке?
Джек провел кончиком большого пальца по горлышку бутылки, вспоминая мужчин в простынях возле бабушкиного дома. Это были воспоминания? Или полузабытые сны, искаженные течением времени, превращенные в тень, напоминающую реальность? Он не мог сказать. С той ночи прошло столько лет, за которые он совершенно забыл эту сцену. И ему уже казалось, что граница между сном и бодрствованием стерлась.
Ему хотелось верить, что это был сон ребенка с чрезмерно активным воображением, хотя в глубине души подозревал, что это не так. Детали были слишком яркими, воспоминания – слишком реальными.
– Джек? – Чак забарабанил пальцами по столу. – Ты со мной, дружище?
– Да, – ответил Джек, выходя из задумчивости. – Извини. Я был в другом месте.
– Я заметил. Спрошу еще раз: все в порядке?
Джек сделал глоток пива.
– Да, я в порядке. Тяжелый был день. Ты же знаешь, каково это. Долгая поездка, эмоционально истощающая процедура утверждения завещания, все, как обычно.
– Выпьем же за это, – сказал Чак, поднимая бокал. Они чокнулись и рассмеялись, но эта веселость не помогла погасить разгорающийся в Джеке страх. Страх, что ему рано или поздно придется вернуться в дом своей бабушки и перебрать ее вещи. От одной только мысли об этом он чувствовал себя упырем, грабящим могилы.
– Подожди, – сказал Чак, поднимаясь на ноги. – Привет, Стеф. Мы здесь.
Джек поднял глаза и увидел, что к их столику неспешно приближается знакомая кудрявая брюнетка. У нее были татуировки на обеих руках, пирсинг в бровях и носу, а губы накрашены помадой сливового цвета. Он узнал ее по рекламному щиту, который заметил по дороге в город. Они встретились глазами и смотрели друг на друга какое-то время, пока их не осенило. Он узнал ту ухмылку.
– Ни хрена себе, – пробормотал он. – Стефани? Это действительно ты?
– Привет, незнакомец. Обними меня.
Воссоединившиеся братья и сестры принялись вспоминать за едой и напитками события последних двадцати лет. Чак потчевал их рассказами о своей вакханалии