— Готов, — Архип Полуэктович подошел и ногою Евстигнея попинал, тот не шелохнулся даже. — Ну, кто у нас там еще герой?

— А ежели я? — выступил вперед азарин, осклабился широко. — Не забоится девица-красавица? Ах и хороша…

Этот не плясал, стлался змеем да по каменьям, говорил, нашептывал… моргнуть не успела, как он уже рядышком, едва ли не в шею дышит.

Приобнял по свойски.

Дрын из рук выкручивает. Экий быстрый… а еще приговаривает, что будто бы волосы мои шелковые… тьфу, срамота!

Я крутанулась, хорошо так крутанулась, как тем разом, когда Михейка, подпивши, стал меня на сеновалу звать, и отпихнула боярина. А чтоб не баловал, то и дрыном по плечам переехала.

— Готов! — Архип Полуэктович улыбался во весь рот. А зубы у него острые были, подпиленные, и глядеть-то на этакие страшно. — Лойко?

Этот попер прямо, что медведь-шатун, за что и получил по лбу…

— Хватит. — Представление надоело Архипу Полуэктовичу, а я только-только во вкус вошла. Когда еще доведется по боярским спинам да палкою постучать?

Арей вот оценил бы… и оценит, как расскажу.

Однако наставнику перечить я не посмела и дрын вернула. Еська помог подняться Евстигнею, который голову щупал, а на меня поглядывал недоверчиво, но без злости, что хорошо. Лойко был мрачен, а по азарину не понять, стоит, улыбается, подмигивает то левым глазом, то правым. Может, это у него нервическое? Бабка сказывала, что у людей благородного рождения случаются болезни, которые от великого ума идуть аль от души, зело нежное. Оттого и боятся глядеть боярыни на всякое уродство… а тут я и дрыном.

— А теперь что скажете? — поинтересовался Архип Полуэктович и на пол сел, на азарский манер, ноги скрестив.

Кирей примеру воспоследовал, приглашения не дожидаясь. И Елисей сел. Еська устроился рядом, но руки Евстигнеевой не выпустил, и его сесть заставил.

— Девка с дрыном, — весело ответил Еська, — это сила!

— Сила. И без дрына… мораль сего урока такова, что не след недооценивать противника. Любой, кто выйдет против вас, будь то девка аль старик, дитя горькое, заслуживает уважения.

Сидеть на полу было твердо.

Неудобно.

Да и чувствовала я себя дура дурой, даром что при сарафане. Однако же и стоять, когда все посели, было неприличественно.

— Это первое… а второе — к любому противнику следует отнестись не только с уважением, но и с вниманием. Вот ты, Евстигней, на платье глядел, а не на Зосю. Платье-то что? Сегодня — одно, завтра — другое… была холопкою, стала барыней.

Лойко хохотнул, до того нелепо прозвучали слова Архипа Полуэктовича, правда, тотчас примолк и затылок почухал, вспомнивши тяжкую наставникову ладонь.

— Верно, сменить повадку сложней, нежели платье, однако же можно при умении… но мы сегодня об ином. К слову, Евстигней, ты ошибся, Зослава у нас княжеского роду…

— Чего?

Евстигней аж на ноги вскочил, но тут же устыдился, сел, но на меня все одно поглядывал этак с недоверием.

— Другое дело, что князья, Евстигней, разными бывают… род ее батюшки, ежели мне память не изменяет, древний зело, хоть и не особо богатый… но не о том речь. Видишь, дважды ты уже ошибся…

Архип Полуэктович замолчал, а Евстигней понурился. Обидно ему, должно быть, стало, что в первый же день он себя этак показал, умником, да без особого ума.

— Все ошибаются. — Наставник был спокоен. — Но умный человек ошибку свою запомнит, научится на ней и более постарается не допускать. Дурак же упорствовать станет…

Хлопцы заворчали: кому охота дураком прослыть?

Переглядываются.

На меня косятся.

— Так, может, кто скажет мне, отчего княжну Зославу приняли на боевой факультет?

— Ну… — Лойко сунул руку в растрепавшиеся патлы и затылок поскреб. — С дрыном ловко управляется?

Архип Полуэктович усмехнулся.

— Она и без дрына с тобой… управится.

— Сударыня Зослава, — осторожно, с опаскою даже, начал Евстигней, — весьма сильна… даже для девушки ее… телосложения.

— Верно. Еще что?

— Здоровая она, — влез Еська.

— И это верно… а еще… — На ладони Архипа Полуэктовича вдруг распустился зеленый огонек, а после полетел прямо мне в лицо.

Еле руку выставить успела.

— Быстрая… — Кто это сказал, я не услышала. От огонька рука зудела, и так крепко, будто я ее в крапиву сунула.

— И устойчива к магическому воздействию, — завершил Архип Полуэктович. — Если вы обратили внимание, то мертвый огонь с нее попросту соскользнул.

Это попросту? Да у меня рука волдырями пошла! Белыми, крупными, а они чешутся, что просто силов нет терпеть!

— Спокойней, сударыня Зослава. — Холодный голос наставника остудил мой гнев. — Уж простите, но мне требовалась наглядная демонстрация. Дайте вашу руку.

И говорит аккурат как бабка моя, которой поди-ка ты, не подчинися. Руку я протянула с опаскою, но наставник огнями кидаться не стал, провел ладонью, прошептал словечко, и зуд унялся, а пузыри вовсе поблекли.

— Обратите внимание, господа студиозусы, всего-навсего легкий ожог… — Руку холодило, но наставник не спешил отпускать. — Тогда как обыкновенный человек… или азарин, который от человека не так уж сильно отличается, руку потерял бы… в лучшем случае, только руку.

Это он об чем?

Эта огонюшка меня без руки могла оставить?

— И еще одно… чувство юмора у берендеев отсутствует напрочь… но сей факт скорее является предостережением вам, судари. Надеюсь, вспомните о нем, когда вздумается вам пошутить над Зославой.

— У кого? — спросил Кирей, аж вперед подался, вперился в меня глазищами своими. А у самого-то, что бурштнын медовый сделались, желты да ясны.

И видится мне в них…

Да мало ли чего девке сущеглупой в боярских глазищах примерещиться может? От такого видения у меня и обережец есть, подкова махонькая, железная, дедом еще даренная. Он мне так и сказал: на, мол, Зося, носи. И как примерещится неладно, аль будет какой, особо мерещливый, зазывать куды, сулить цветочки-платочки и иные женские малые радости, то схвати подковку в кулачок, да и бей аккурат промеж глаз.

Иного слова наглый мужик не разумеет.

— Берендеи, — со вкусом повторил Архип Полуэктович. — Ну-ка, умник, скажи, кто таковы берендеи?

Евстигней плечи и расправил.

— Берендей — суть медведь, способный принимать по хотению своему человеческое обличье и в оном обличье жить. Берендеи сильны невмочно, а еще в жены берут человеческих женщин…