Джейк отвернулся, чтобы не видеть невыносимой печали в глазах Кэтлин. Из мести он нарушил данное ей обещание — точно так же, как сама Кэтлин нарушила клятву стать его женой.

Оба они вздохнули с облегчением, когда операция была закончена. Унося таз к раковине, Кэтлин чувствовала, как ее руки вновь задрожали, а Джейк насторожился.

Не глядя на него, она заставила себя сделать глубокий вздох. Больше откладывать решительный шаг было невозможно. Им необходимо обсудить чрезвычайно важные вопросы, и в числе прочих — страдания, которые пришлось вынести Джейку по вине родных Кэтлин. Она хотела искренне извиниться за все, что натворил ее отец, за ложь, разрушившую жизнь Джейка.

— Джейк… — сдавленным голосом начала она, не глядя на него. — Прости, что я… сомневалась в тебе. Теперь я понимаю: отец напрасно обвинял тебя, ты невиновен в… смерти Нила. У тебя не было выбора. Да, я поняла это слишком поздно, но хочу, чтобы ты знал: мне жаль, что так все вышло.

— Значит, теперь ты веришь мне? — язвительным тоном осведомился Джейк. — Что же заставило тебя изменить мнение?

— Я расспросила Плачидо. Он подтвердил, что ты прав: ты был вынужден защищаться.

«Так почему же ты не верила мне раньше? Почему встала на сторону моих врагов?» Наступило неловкое молчание, многое осталось недосказанным.

— А Флорес объяснил, почему хотел, чтобы меня повесили? — неожиданно спросил Джейк.

— Он… сказал неправду, желая остаться верным моему отцу. И еще потому, что он боялся потерять работу. Отец угрожал ему.

— Да, этот старый ублюдок был способен на многое.

Кэтлин бросила быстрый взгляд на Джейка. Его губы плотно сжались; очевидно, ее извинение лишь еще больше раздражило его.

— Джейк… ты вправе желать мести, но прошу тебя… не трогай Плачидо. Он сожалеет о том, что натворил. И потом, тебя помиловали благодаря ему. Ведь он сам отправился к Слоуну и рассказал правду.

Мольба Кэтлин обезоружила его.

— Я знаю, что он сам приезжал к Слоуну, — пробормотал Джейк и тяжело вздохнул. — Я не обижу твоего пастуха, Кэт. Я просто хочу забыть обо всей этой чертовщине и продолжать жить.

Кэтлин исподлобья оглядела его, гадая, можно ли верить ему. Ободренная рассудительным тоном Джейка, она подошла к столу и села по другую сторону, на безопасном расстоянии от него. Джейк уже не смотрел на нее пристальными глазами хищника. Он сидел, уставившись на носки собственных сапог.

Кэтлин понимала его чувства: боль, вызванную предательством, гнев, горечь… ненависть. «Я просто хочу продолжать жить», — сказал он. Об этом мечтала и сама Кэтлин, стремясь забыть о былых разочарованиях. Но до сих пор она не сознавала, какую боль случившееся причинило Джейку. Она помнила, как тяжело пришлось ей самой, знала, как невыносимо ранит чувство одиночества и скорбь, но Джейк, должно быть, испытывал нечто подобное — изгнанный из дома, разлученный с родными, вынужденный носить позорное клеймо преступника…

У нее перехватило горло, едва она поняла, что он выстрадал, чего лишился, почему стал совсем другим. Не без страха она вгляделась в лицо человека, которого некогда любила. Жизнь преступника ожесточила его. Джейк превратился в чужака, однако она отчаянно желала узнать, каким человеком он стал.

Невольно Кэтлин придвинулась ближе и положила ладони на стол.

— Ты говорил… что был сильно ранен в перестрелке, но выжил. Что же случилось потом?

— После того как я узнал, что меня разыскивают по обвинению в убийстве? — Джейк вскинул голову. — Я отправился в Нью-Мексико. Нанялся работником на большое ранчо — его владельца требовалось защищать от недругов. Полагаю, можно сказать, что я был наемным убийцей.

— Ты… убивал за плату? — При необходимости. — Кэтлин скорбно уставилась на него, и рот Джейка скривился в горькой усмешке. — Мне же хотелось есть, Кэт. Уезжая отсюда, я не мог захватить с собой денег — весь наш капитал вложен в ранчо. Слоуну было бы трудно пересылать мне деньги, пока я был в бегах. Потому мне приходилось самому зарабатывать на жизнь.

Он наблюдал, как на лице Кэтлин выражение печали сменилось выражением отчаяния.

— В моей работе не было ничего противозаконного.

— Но ведь… ты до сих пор не в ладах с законом. Джейк рассмеялся — негромко и невесело.

— Я знал, что ты это скажешь.

Он убивал людей, которые выслеживали его, надеясь получить вознаграждение за поимку преступника. Однако ему случалось убивать не только преследователей, но и невинных людей, попадающихся на пути. Лицо одного юноши до сих пор преследовало его — бледное, совсем детское… Джейк знал, что чувство вины будет преследовать его до конца дней.

Он не мог рассказать Кэт всей правды и — увидеть ужас в ее глазах.

Он вновь усмехнулся: ему не хотелось оправдываться, но все же…

— Да, Кэт, я зарабатывал себе на жизнь меткой стрельбой. Пока за мою голову была назначена награда, у меня не оставалось выбора.

— Я слышала… что ты убил больше десяти человек. Это правда?

— Пожалуй, счет верен.

Это дерзкое признание заставило Кэтлин похолодеть. Она надеялась, что слухи окажутся преувеличенными.

— Ты бы удивилась, узнав, сколько жадных ублюдков есть на свете, — бесстрастно добавил он. — Моей главной задачей было остаться в живых.

— Должно быть, тебе приходилось… нелегко.

— Жить в постоянном страхе? Да. Эти четыре года закалили меня. Я научился никому не доверять.

Кэтлин уловила в его голосе скрытую боль, на которую отозвалось ее сердце. Какую бы жизнь он ни вел в недавнем прошлом, она не хотела судить его.

— И ты до сих пор в бегах? — тихо спросила она. — Из-за ограбления банка в Нью-Мексико, при котором был убит служащий… — она не договорила, предоставляя возможность сделать это самому Джейку, если он пожелает.

Только гордость и ничто иное вынудила Джейка стиснуть челюсти. Его дурная слава не была преувеличением, но, несмотря на то что хвастаться тут было нечем, он был слишком горд, чтобы оправдываться перед Кэт или признаваться во всех преступлениях, совершенных им из желания остаться в живых. Более того, некоторым его поступкам не было оправдания. Он не раз совершал необдуманные поступки, о которых потом подолгу жалел. После обвинения в убийстве Нила, когда он лишился всего и всех, кого любил, ему стало на все наплевать. За годы, пока за ним охотились, как за дичью, его душа загрубела, ожесточилась, он разучился прощать, стал мстительным, уподобился беспощадному дикарю. Но на самом деле молчать его вынуждала упрямая убежденность, которую он не мог преодолеть, несмотря на раздражение: Кэт должна была поверить в его невиновность без объяснений.

— Должно быть, кое-где до сих пор сохранились объявления о награде за мою голову, — наконец произнес он, не желая больше говорить об этом.