Это, конечно же, было неправдой. Согласно Ричарду Лигону, крысы всегда были проблемой для посевов тростника — и потому, что они повреждали растения, и потому, что разносили скверную болезнь лептоспироз. И все же, немного подменив понятия, Джонсон высмеял эту работу. Вот что рассказывает Босуэлл:

Грейнджер по-видимому надеялся, что эта работа создаст ему репутацию и поможет заработать достаточно денег, чтобы отойти от дел, вернуться «домой» и наслаждаться своим богатством. На Сент-Китсе он лечил рабов, посещал владельцев плантаций, «креолов», как их там называли, и торговал лекарствами. Он также выезжал на соседние острова, когда его туда вызывали к больному. Его поэма несла серьезное послание, она имела целью научить начинающего плантатора всему необходимому:

Самое забавное место, пожалуй, там, где он возносит хвалебную песнь хорошему компосту (который до сих пор пользуется благосклонностью садовников):

Хотя компост и навоз наверняка были важны для фермеров и его читателей на плантациях, едва ли они были интересны его потенциальной аудитории в Лондоне, так что продажи его книги были плохи. Но это еще не все:

Компост был важен, но рабам он был не в радость. Во избежание поверхностной эрозии почвы тростник высаживали в «ямки», участки шириной около 1,5 м и глубиной 15 см, что затрудняло или даже делало невозможным подвоз навоза на телегах, а он бывал необходим при появлении первых всходов. Так что навоз приходилось подносить рабам в корзинах на своих головах. Мисс Шоу описывает этот процесс в своем дневнике в 1774 г., через несколько лет после смерти Грейнджера:

«Небольшая корзина» с грузом весила около 35 кг (75 фунтов и более), а ее влажное содержимое постоянно капало на головы носильщиков. Позже освобожденные рабы не скрывали, что это была самая унизительная для них работа, а потому некоторые нервные управляющие из страха быть отравленными часто вовсе забывали о том, что поля надо удобрять навозом.

Мало пользы принесло науке написанное в 1816 г. лордом Дандональдом «Исследование практической химии для сельского хозяйства», в котором в качестве лучшего удобрения для тростника рекомендовался торф. Томас Сполдинг отреагировал так: «Это не более чем фантазия излишне разгоряченного ума, когда он советует добывать торф в Шотландии и отправлять его на Ямайку».

Грейнджера ждал провал, потому что он, как и Дандональд, пренебрег элементарными фактами. Большинство островов обладали бедной почвой, и без компоста тростник в самом деле рос плохо из-за нехватки питательных веществ. В некоторых частях Бразилии плантации просто перемещали на новое место, когда земля истощалась, но на небольших островах это было невозможно.

В чем бы ни была причина, но искушенные лондонцы посмеялись над педагогическими попытками Грейнджера, и он так и не получил желаемой награды за свои труды. Читатели в Англии не понимали его иносказательных описаний, а островитяне либо считали, что все это уже знают, либо вовсе не читали книг.

Медицинское образование поэта выходит на первый план, когда Грейнджер пишет об обращении с рабами. Еще в 1717 г. леди Мэри Уортли Монтегю писала из Константинополя о том, как турки справляются с оспой, заражая сами себя, пока еще здоровы:

Прививка, или вариоляция, осуществлялась с помощью материала, взятого у перенесшего оспу человека, так что это был достаточно слабый штамм вируса. Методика была успешно применена Коттоном Мэзером перед его смертью в 1728 г., он говорил, что узнал о ней от африканских рабов. Даже Джордж Вашингтон прививал своих солдат перед битвой.

Позже этот способ позволил Эдварду Дженнеру опробовать эффект коровьей оспы на юном Джеймсе Фиппсе, после чего вариоляция стала обычной практикой. Когда сейчас Дженнера обвиняют в том, что он поступил неэтично, «намеренно привив оспу мальчику», совершенно забывают о медицинских нормах того времени.

И если сегодня нам не надо задумываться о необходимости прививок, во времена Грейнджера это был важный вопрос, поэтому довольно странно, что он счел необходимым советовать своим читателям очевидные для них вещи: