десерт оставил. А сам бабкино бельё надел и в её койку улёгся, извращенец мохнатый. Тут как раз и Красная Шапочка добралась. «Тук-тук, — говорит, — не тут ли обитает матриархальный архетип, который от меня всю жизнь скрывали, не исключено, что из лучших побуждений? Вот пирожки в корзинке, но прошу учесть, что я только средство доставки и за начинку не отвечаю». «Да-да, — говорит Волк, — там гибкий тросовый привод дверного стопора оборудован. Дёрни за верёвочку и входи, растяжку я уже снял… сняла то есть». Красная Шапочка внутрь шнырь, глядь — в кровати некий объект. То, что, даже увидев волчью морду в чепце, девочка не удивилась отсутствию семейного сходства, многое говорит о её матери, но некоторые подозрения всё же закрались. «Бабушка-бабушка, — спросила Шапка, — а что это у тебя такие уши волосатые? И харя небритая? И под одеялом что-то выпирает? А ты точно бабушка, а не дедушка?» «Так, — ответил Волк, — отставить хейтить меня за внешность! Я себя идентифицирую пожилой женщиной, одинокой, но симпатичной. Имею право. Подойди-ка поближе, внученька! Сольёмся в экстазе родственных чувств…» И стала бы Красная Шапочка очередной жертвой семейного насилия, но тут в дверь пробили с ноги: «Стоять! Работает спецназ «Дровосеки»! Руки в гору! Пирожки к осмотру! А теперь достаньте ваши зубы и медленно положите их на полку…» И как волк ни уверял, что это ошибка, что он не бабушка, что пирожки ему подбросили, как ни кричал: «Вы не того взяли!» — всё равно скрутили. А слушал бы в детстве маму — знал бы, что от красных шапок надо держаться подальше… Доел рыбу? Вот и молодец. В рыбе фосфор, для мозгов полезно — так бабуля говорила, а она разбиралась если не в химии, то в рыбе точно. Завтра ещё наловлю, а сегодня у нас по плану светские визиты. Что глаза выпучил? Спать надо меньше! Пока ты ухо давил, у нас гости были. Один гость, конечно, парой тут только мы с тобой ходим. Встал вон там, где сарайчик, и давай выспрашивать — чьих мы будем, с какого района, кого знаем, кто за нас скажет и всё такое. Вежливо так, но с намёком. А пуще всего ему любопытно было, почему мы с тобой рядышком ходим и глотки друг другу не перекусываем. Я ему сразу: «С какой целью интересуешься, добрый человек?» А он сообщает, что у них тут ажник община, эту территорию они считают своей, и мост они считают своим, и Димитра они там не зря посадили. А мы тут влезли как в жопу без мыла, да ещё и катерочек прихватизировать хотим. Что на такие предъявы можно ответить, пацан? Только то, что нас они веслом не гребут. В предельно доступной форме с использованием богатой образной лексики. Пояснить, где и в какой позе я наблюдал его имущественные и территориальные претензии. А также указать пешие маршруты, по которым он может отправиться с жалобами на нашу неделикатность. Мужик оказался не дурак, сразу понял, что не прокатило, и перешёл к конструктивному диалогу. Им нужна разовая помощь кого-то, кого не клинит на агрорадиусе, нам нужны материалы для ремонта катера и солярка. Он уверяет, что у их общины есть всё это, а также многое другое. Жратва, например. В этом я склонен ему поверить, потому что Димитра-то они кормят. В остальном… Серединка на половинку. Что-то ему от нас надо, чем-то они готовы расплатиться, а там будем поглядеть. Так что готовься, пойдём в гости. Как готовиться? Ну, не знаю… Руки хотя бы помой. Парадных одежд у нас всё одно нету, да и вряд ли у них строгий дресс-код. Мне вообще страшно любопытно, как им удалось создать «общину», когда людям друг к другу близко не подойти. Впрочем, скоро узнаем — вон, видишь, чешет по берегу наш проводник.

— Здравствуйте, уважаемый Ингвар.

— И вам, уважаемый Тодор, не чихать.

— Подскажите, как я могу обращаться к вашему юному спутнику?

— Никак. Незачем вам к нему обращаться.

— Как скажете. Вы готовы отправиться в наш лагерь? Я провёл необходимую подготовку. Простите, что не позвал сразу, но в сложившихся условиях лучше предусмотреть все возможные инциденты. Мы не зря перекрыли мост — любой случайный человек может нарушить хрупкое равновесие, даже того не желая.

— Вам виднее. Мы не против прогуляться, погода вроде хорошая.

— В таком случае, старайтесь, пожалуйста, не приближаться ко мне ближе, чем сейчас. В нашей общине я выступаю переговорщиком, потому что у меня самая маленькая триггерная дистанция, всего двадцать два метра. В отношении остальных будьте тем более внимательны. Впрочем, я вам всё покажу. Прошу вас следовать за мной, соблюдая, разумеется, обозначенный интервал.

— Не верю я ему, пацан, — сказал тихо Ингвар, косясь на идущего далеко впереди мужчину, — я людей повидал, и, как по мне, этот с гнильцой. Надеюсь, тот, кто его послал, будет поадекватнее. Впрочем, всегда можно просто развернуться и уйти, я ему ничего не обещал. Сами поищем то, что нам нужно. И всё же, как им удалось сорганизоваться в таких условиях?

— Вот здесь мы разместились, — показал широким жестом Тодор.

— Аэродром?

— Летать некому и некуда, а здесь много свободного пространства. Полосы сильно пострадали, самолёт уже не сядет, но для наших целей ровных участков достаточно. Видите эти домики?

— Скорее, будочки.

— Это транспортные контейнеры для авиаперевозок, их много на складе грузового аэропорта. Они пластиковые на колёсиках, прочные, но лёгкие, поэтому их может перемещать даже один человек. Как вы наверняка понимаете, именно невозможность коллективного труда усложняет задачу выживания. Борьбу с этим поставила во главу угла наша община.

— И как успехи?

— Пока невелики, — признал Тодор, — но есть некоторые многообещающие тенденции. А пока — видите эти линии на бетоне? Они обозначают триггерные дистанции тех, кто живёт в этих модулях. Не пересекайте их, это небезопасно, как для вас, так и для них. Но вы можете приветствовать их дистанционно, у нас это считается хорошим тоном.

Тодор помахал рукой сидящему возле прорезанного в стенке контейнера окошка мужчине, тот помахал ему в ответ. Проведённая краской линия задавала дистанцию метров пятьдесят, чтобы поговорить, им бы пришлось орать во всю глотку.

— Между триггер-зонами, как вы видите, оставлены проходы. По ним люди перемещаются. Это требует ответственного поведения, важно