заключается как раз в том, чтобы понять, какая именно это функция. Или, иначе говоря, чем осененные сознанием нейронные процессы отличаются от всех остальных.

К сожалению, функционализм, как один из наиболее перспективных подходов к решению проблемы сознания, до сих пор не ответил на этот вопрос. Известно, что сознательнее процессы довольно часто сопровождаются наличием волн определённой частоты в коре головного мозга, но также известно и то, что существуют исключения и эти волны могут иметь место при отсутствии сознания [Ревонсуо А., 2013], а также что когнитивная функция этих волн остаётся загадкой. Поэтому поиск нейронных коррелятов сознания остается открытой научной проблемой [Stern P., 2017, p. 464–465].

Научные поиски ответа на вопрос о том, какую функцию выполняет сознание, осуществляются в разных направлениях. Если нейронауки стремятся определить опытным путём, какие именно нейронные маркеры соответствуют ментальным активностям, то психология и философия сознания сегодня всё еще имеют дело со значительно менее четко сформулированной задачей. В общих чертах её можно определить как поиск гипотез и теорий о функциях сознания на разных уровнях, попытки выделить и описать специфические для сознания формы проявления. Такие теории чаще всего выделяют какую-то функцию или группу функций, которые связывают с сознанием. Это могут быть когнитивные или метакогнитивные функции или на более высоком уровне – способности животного или человека, связанные с памятью, адаптацией, решением других задач, которые традиционно приписываются сознанию. Например, в духе классической психологии можно было бы утверждать, что сознание – это когнитивный «первопроходец», который сталкивается со всем новым и адаптируется к новым задачам, затрачивая много энергии, чем обеспечивает процесс автоматизации тех или иных действий, которые в дальнейшем реализуются на уровне энергосберегающего режима подсознания. На сегодняшний день было предложено множество функциональных моделей сознания, но они, по нашему мнению, обладают общим недостатком, который заключается в том, что эти модели вынуждены считать сознание материальным свойством. Так как в противном случае в рамках существующей доктрины о каузальной замкнутости физического сознание не могло бы оказывать влияния на физический мир.

Но здесь возникает теоретическая трудность. Она состоит в том, что, если бы сознание было материальным свойством или процессом, как полагают многие современные аналитики, необходимо существовали бы такие элементы содержания сознания, которые не были бы отражены в нейронной деятельности мозга, а проявлялись бы в некоторых «дополнительных физических измерениях» или «дополнительных физических взаимодействиях», о которых мы пока не знаем. Это связано с тем, что нейронная структура мозга осуществляет вычисления, тогда как сознание не сводится только к вычислениям. И упомянутый Чалмерсом «свет» как раз выходит за пределы того, что может быть редуцировано к вычислениям.

О том, что сознание не редуцируется к вычислениям (т. е. к материальной стороне нейронной активности мозга) и является онтологически более сложной средой, чем плотное сосредоточение информационных потоков, говорится уже давно, с момента изобретения компьютеров и крушения первых надежд на создание сильного ИИ на их основе. Дж. Сёрл в своей книге «Открывая сознание заново» пишет: «Доминирующей чертой в философии сознания и когнитивной науке было предположение, будто вычислительность (computation) является внутренним свойством самого мира и что сознание и интенциональность могут быть каким-либо образом элиминированы: либо в пользу чего-то ещё, либо потому, что они зависят от наблюдателя или редуцируемы к чему-то более фундаментальному, подобному вычислительному TM. В данной книге я доказываю, что подобные предположения верны как раз наоборот: сознание и интенциональность суть внутренние и неэлиминируемые, а вычислительность, за исключеним небольшого числа случаев, в которых вычисления действительно осуществляются обладающей сознанием психикой (mind), зависят от наблюдателя» [Сёрл Дж., 2002, с. 21]. «Дополнительные измерения» или «дополнительные взаимодействия», которые бы онтологически соответствовали сознанию, пока не удалось обнаружить, но убеждённость в материальности сознания, тем не менее, усиливается. Главным мотивом исследователей в присваивании сознанию статуса материального взаимодействия является гипотеза, что сознание существует. А поскольку для современной естественной науки существовать означает существовать материально, то и сознание, следовательно, должно быть материальным свойством, чтобы существовать и оказывать какое-либо влияние на окружающий мир.

Такая позиция часто именуется физикализмом, но мы в дальнейшем будем называть её просто материализмом. И хотя в нашей стране под материализмом принято понимать в большей степени марксистскую диалектическую теорию, мы оставим эту дискуссию за скобками и будем использовать эти понятия как синонимы. Н. С. Юлина в работе «Что такое физикализм? Сознание, редукция, наука» пишет: «Термин «физикализм» уже восемь десятилетий используется в англоязычной философии для обозначения материалистических позиций в философии сознания. Под влиянием мощных импульсов, идущих со стороны физических, биологических и компьютерных наук, физикализм сегодня приобрел доминирующее положение, став своего рода ортодоксией» [Юлина Н. С., 2006, с. 10–42]. Что можно противопоставить этому мейнстриму, который ещё не так давно называли «вульгарным» материализмом? Ведь проблема в том, что материализм, именуемый сегодня просто наукой, обладает исследовательским аппаратом, которого нет у «метафизики». Идеализм не имеет своей естественно-научной каузальности, и в решении естественно-научных вопросов вынужден пользоваться каузальным аппаратом материализма, который заключается в том, что идеальные сущности не существуют сами по себе и не связаны друг с другом непосредственно, но всегда через события материального мира. Скажем, язык не существует без того, кто им пользуется, и идея языка связует воедино материальный процесс мышления на нейронном уровне, речи или письма. Как писал Маркс: «Язык так же древен, как и сознание; язык есть практическое, существующее и для других людей и лишь тем самым существующее также и для меня самого действительное сознание, и, подобно сознанию, язык возникает лишь из потребности, из настоятельной необходимости общения с другими людьми» [Маркс К., Энгельс Ф., 1970, с. 22].

Несмотря на то, что философия, по сути, началась с идеализма, по прошествии тысячелетий она до сих пор не имеет представления о том, могут ли существовать, например, нематериальные причины. Именно в естественно-научном смысле этого понятия. Может ли какая-либо нематериальная причина оказывать влияние на материальный мир? Именно в этом, по нашему мнению, кроется загадка сознания и ментальной каузальности. То, что человек может влиять на свою жизнь, представляется очевидным фактом, но без понятия не-материальной причинности об этом невозможно говорить на научном языке.

В обыденном смысле для человека нет ничего более естественного, чем нематериальные причины. Так, например, человек преимущественно действует в отношении будущего, учитывая то, что ещё не случилось, но наверняка произойдёт или может произойти с какой-то вероятностью.

Следовательно, причина поведения человека в настоящем основывается на том, что в настоящем ещё не существует и, более того, может не существовать и в будущем, если прогноз оказывается неверным.

Но мы не считаем такую причину нематериальной, так