Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Первые проблемы для следствия наступили, когда в нашей стране обнаружились «горячие точки». Попробуй-ка, получи характеристику на обвиняемого или справку о прописке из сельсовета села Урус-Мартан! А суды требовали сведений о личности привлеченного к уголовной ответственности, и их не волновало, как следователь должен получать эту характеристику. Требуется — вынь да положь. Но это, в сущности, мелочи. А вот как быть, если подозреваемого с трудом вычислили и выяснилось, что он вчера уехал по месту своей прописки, в Приднестровье или Чечню? Так просто туда опера не направишь с поручением о задержании злодея.
Потом Союз распался, и границы, ставшие совершенно «прозрачными» для преступников, оказались непреодолимым препятствием для следователей и оперов. После заявления одной из бывших союзных республик о своей суверенности туда, по старой памяти, приехали наши оперативники с поручением следователя о проведении обысков и задержаний. Они вышли из поезда и направились обыскивать квартиру подозреваемого, но задержать его не успели, так как сами были задержаны и отправлены в камеру. За что? За незаконные действия на территории чужого государства. Проводить обыски и задержания на территории страны могут только правоохранительные органы данной страны, а вовсе не граждане чужого государства.
В 1993 году в Минске некоторые республики бывшего СССР заключили договор о правовой помощи, и взаимоотношения слегка облегчились, но только теоретически. Теперь, если нужно было проводить следственные действия в другой республике, еще недавно считавшейся родной и близкой, а нынче ставшей «заграницей», появилась возможность хотя бы обратиться за помощью к правоохранительным органам соседей. А на практике это выглядело так. Следователь составляет отдельное поручение и направляет его прокурору. Тот прикладывает к нему ходатайство об оказании правовой помощи и передает вышестоящему прокурору, и так — до Генеральной прокуратуры. Она отправляет документы в Министерство иностранных дел, откуда они перекочевывают в МИД той страны, откуда требуется правовая помощь. Там, если сочтут, что документы отвечают предъявляемым требованиям, принимают решение о передаче их Генеральному прокурору, а он уже поручает своим подчиненным выполнить это поручение. Представляете, сколько времени надо для того, чтобы бумаги прошли все эти этапы и вернулись в исполненном виде? Какие там десять дней…
История, о которой я хочу рассказать, произошла еще до подписания Минской конвенции, как раз когда заполыхали войны в разных точках бывшего Союза и полная неразбериха характеризовала отношения милиции и прокуратуры республик этого Союза.
Летом 1991 года, в пятницу, жена с двумя детьми ждала мужа на даче. Он должен был с работы забежать домой за вещами и приехать за город. Но он не приехал ни в пятницу, ни в субботу. В воскресенье обеспокоенная женщина позвонила своему отцу, тот по ее просьбе пошел искать пропавшего зятя и обнаружил его дома, со связанными руками и ногами и с кляпом во рту. Тело уже начало пахнуть — все-таки лето, жара.
Приехавшая на место происшествия дежурная следственная группа застала обстановку, типичную для разбойного убийства: разгромленная квартира, перевернутые вещи, выдвинутые ящики, открытые коробки и труп хозяина, задохнувшегося от кляпа во рту. Выяснилось, что похищены были не только по-настоящему ценные вещи, но и всякие мелочи, например ношеные детские сапожки и начатая косметика, валявшаяся в ванной комнате. Судя по всему, преступников было несколько, и среди них были женщины. Быстро установили, что квартира была не взломана, а снята с сигнализации самим хозяином, и в комнате имелись следы распития спиртного. Значит, бедный потерпевший сам привел к себе в гости своих потенциальных убийц.
Рядом с пустыми бутылками на столе валялась пустая пачка из-под сигарет «Космос». Пытливый судебно-медицинский эксперт Женя Попов, уже выполнивший свою часть работы и терпеливо ожидавший, пока следователь закончит писать протокол, стал вертеть в руках эту пачку и между картоном и фольгой нашел предмет, благодаря которому преступление раскрылось. Это был жетончик от камеры хранения ручной клади Московского вокзала. Оперативники немедленно понеслись туда. Но было уже поздно. Студент, подрабатывавший в камере хранения, рассказал, что по этому жетону на хранение сдавалась большая спортивная сумка, но вчера ее забрали, объяснив, что жетон утерян. Студент ничего не мог сказать про внешность владельца сумки, но запомнил, что это был не русский, скорее всего, южанин, и еще — названную им фамилию, так как для получения вещей в случае утраты жетона требовалось написать заявление. Фамилия была Геворкян.
В понедельник я получила это дело в свое производство. И, рассматривая пустую сигаретную пачку, обнаружила, что сигареты произведены в Душанбе. Это насторожило. Ведь на тот момент наш город сигареты «Космос» не импортировал, поскольку потребности курильщиков в этом продукте полностью удовлетворяла наша табачная фабрика имени Урицкого. Какой из этого следовал вывод? Значит, пачка привезена из Душанбе. А раз сигареты из этой пачки закончились в пятницу, значит, она привезена из Душанбе недавно. Тем более что хозяин пачки пользовался услугами камеры хранения Московского вокзала, — значит, либо уезжал из нашего города с Московского вокзала, либо, что более вероятно, прибыл на Московский вокзал. Еще можно было с определенной долей уверенности утверждать, что человек, назвавшийся Геворкяном, — не азербайджанец и не грузин, поскольку они никогда не назвались бы армянской фамилией.
Вдова потерпевшего, очень милая молодая женщина, с которой я бы с удовольствием дружила, если бы жизнь столкнула нас при иных обстоятельствах, откровенно сказала мне, что она не верит в то, что преступники будут найдены и сядут в тюрьму. Она прямо заявила: «Вы не обижайтесь, но я посоветовалась с друзьями, и они мне сказали: „Следователь — женщина? Да еще и молодая? Ну, тогда никого никогда не найдут, и не надейся“…»
Опуская скучные подробности рутинного розыска преступников, скажу, что, обойдя почти все питерские гостиницы, кроме самых фешенебельных (вряд ли люди, укравшие поношенные брюки и сломанный зонтик, проживали в пятизвездочных отелях), написав и разослав в разные города нашей страны более пятисот запросов о гостях нашего города по фамилии Геворкян, мы стали ждать ответов. И ждали до ноября. А пока запросы исполнялись, как раз в ноябре из милиции далекого армянского городка Егварда в дежурную часть ГУВД Петербурга позвонил дежурный и спросил, не было ли в нашем городе в июле совершено убийство мужчины, соединенное с разбоем.
Уставший оперативный дежурный на этот звонок ответил неласково. Он спросил, в каком районе было убийство, поскольку в июле наверняка помочили массу народа в разных районах города, спросил с таким подтекстом, что, мол, вот я сейчас все брошу и буду искать июльское убийство невесть где… Коллега из Егварда объяснил, что убийство было в районе с названием на букву «К», но это нашего дежурного не впечатлило. Он довольно резко сказал, что в Питере по крайней мере четыре района на букву «К», предложил сначала определиться, какой из них имеется в виду, а уж потом беспокоить занятых людей, и бросил трубку.