Когда Эцуко выходила замуж, Томо лично руководила всеми приготовлениями. Она тщательно продумала весь гардероб дочери: от ленточек и шнуров до мельчайших деталей нижнего белья. Ей хотелось, чтобы Эцуко вошла в дом мужа спокойно, достойно и не сгорала от стыда перед свекровью за свое приданое. Поэтому Томо была неприятно поражена алчностью матери Мии. Надо же, какой обманчивой бывает внешность! На вид эта женщина казалась такой милой, благовоспитанной. И откуда только в ней столько черствости и безразличия к собственной дочери? Томо пронзила мысль: ведь именно это ледяное равнодушие, граничащее с жестокостью, позволило почтенной матери семейства выдать дочь замуж за Митимасу. «Бедная, бедная девочка!» – с состраданием подумала Томо о своей невестке.

Когда Мия убежала к гостям в большой зал, Сугэ шепотом обратилась к хозяйке:

– Госпожа, взгляните, – и протянула ей белое исподнее кимоно, которое только что сняла невеста, чтобы переодеться в праздничное одеяние для торжественного ужина.

Томо нахмурилась, разглядев плохо отстиранное пятно на подоле. Направляясь вслед за Мией в зал, она обронила на ходу:

– Сугэ, ничего не говори слугам. Пожалуйста, вместе с Юми сложите все эти вещи аккуратно. Будет ужасно, если Мия догадается, что мы кое-что заметили и поняли.

Позже Сугэ так сосредоточенно расправляла складки на белом кимоно, что даже не услышала, как в комнату вошла Юми и принялась вертеться перед зеркалом, подобрав волосы в пучок и накинув на плечи красное свадебное кимоно Мии.

– Юми! Что ты делаешь?!

Тонкие руки, прямая спина, милые черты лица, густые, как у юноши, брови – отраженная в зеркале Юми, сверкнув глазами, ответила:

– Гляди, какая из меня бы вышла невеста! Правда, вид у меня какой-то неженственный, а? Мне, пожалуй, только меча не хватает или еще чего-нибудь такого…

– Ты вылитая Сидзука-годзэн![36]– подхватила шутку Сугэ с несвойственным ей оживлением. – Но лучше поскорее сними кимоно. Вдруг хозяйка войдет? Она очень рассердится.

– Не волнуйся, две гейши из Симбаси как раз сейчас исполняют поздравительный танец. Все внимательно смотрят… Ой, Сугэ, а что, если ты тоже примеришь это кимоно? Нам ведь с тобой вряд ли когда-нибудь придется надевать свадебный наряд. – Юми быстро сняла церемониальное одеяние и накинула подруге на плечи.

Сугэ испуганно вздрогнула, но, пересилив себя, встала и медленно подошла к зеркалу.

– Ох, оно такое тяжелое! Да и не умею я держаться с таким достоинством, как ты. По-моему, оно мне не к лицу.

– Неправда, оно тебе очень идет! Ты такая хорошенькая! И выглядишь намного лучше, чем молодая хозяйка.

– Правда? – с сомнением в голосе спросила явно польщенная Сугэ. Она поправила воротник и стала задумчиво изучать свое отражение в зеркале. Да, ей следовало бы всегда носить красное: лоб и щеки порозовели, засияли нежной, теплой жизнью.

Сугэ и Юми…

Первую купили за деньги для любовных утех; вторую наняли в дом на работу и возвысили до статуса наложницы… Милые, прекрасные, они тоже мечтали о брачной церемонии, о сказочном женихе, о шуме и блеске и конечно же безумно завидовали той, которая сейчас была окружена всеобщим вниманием, той, которая стала законной женой.

Они завидовали, сами не зная чему, совершенно не представляя себе, что такое брак. Они просто не успели познать этот мир. Их вырвали из наивного детского неведения слишком юными, неокрепшими, чистыми девочками.

Сиракава разбудил в девочках женщин. Они взрослели в стенах его дома.

– Гм, странно, можно подумать, что это кимоно взяли из ломбарда. Смотри, красная подкладка рукава сильно потускнела, – удивленно проговорила Юми, внимательно разглядывая наряд. – Кто-то его уже носил, да? Я думаю, если кимоно попало в ломбард, значит, невеста, которой оно принадлежало, так и не обрела счастья.

– Нашу невесту тоже не ждет безоблачное будущее, – вздохнула Сугэ, снимая кимоно. Конечно, нельзя было произносить такие слова в праздничный день, но в ее душе кипела обида на Митимасу. Он был груб, заносчив и дурно обращался с ней.

– Вот именно, – закивала Юми. – Выйти замуж за такого человека… Стать его второй женой… Кимоно с чужого плеча – это цветочки, то ли еще будет! Если бы он сделал предложение мне, я бы ему отказала! И не важно, сколько у него денег, единственный он наследник или нет одна мысль о браке с таким полоумным мужланом повергает меня в ужас. – Она содрогнулась, будто по ее телу проползла отвратительная каракатица. – Интересно, почему он таким уродился? Ведь хозяин и хозяйка страшно умные… Наш господин как-то раз сказал, что госпожа Томо была слишком юной, когда родила его. Может быть, поэтому он не в себе? Чудище, а не человек! А Сэки говорит, сын расплачивается за зло, которое его отец причинил женщинам.

– О нет, перестань, пожалуйста! – воскликнула Сугэ, страдальчески нахмурив брови. Взгляд ее потух, по лицу словно тень скользнула.

Юми повторила чужие слова, особо не вникая в их смысл. Но реакция Сугэ была мучительной. Звуки дрожали в воздухе и, как призрачные духи зла, насыщали пространство ядом проклятий и злобы.

Вещие слова, мрачное предсказание, легкомысленность Юми самым странным образом подействовали на Сугэ. Она внезапно почувствовала дикое отвращение к самой себе: она ощущала себя грязной сточной канавой, отвратительной клоакой, в которой копятся мерзкие отбросы и нечистоты.

Несколько дней после свадебной церемонии Томо с тревогой наблюдала за невесткой. Мия, бледная, потерянная, с затравленным взглядом и скорбно сжатыми губами понуро слонялась по дому. Всем своим видом она напоминала слабый цветок, поникший от порыва ледяного ветра.

Даже Юкитомо, хорошо разбиравшийся в женской психологии, начал испытывать беспокойство. Он прекрасно понимал, какую ужасную душевную и физическую травму мог нанести молоденькой жене грубый, неотесанный Митимаса своими разнузданными речами и необузданной похотью. Страшно подумать, что творилось в покоях новобрачных!

На этот раз Сиракава решил, что не имеет права самоустраняться от проблем, и сделал все, чтобы задобрить сына. Он подарил Митимасе золотые швейцарские часы на толстой цепочке, о которых тот долго мечтал. Из лучшего ресторана на дом поставляли изысканные блюда европейской кухни. Отцу хотелось доставить удовольствие своему великовозрастному отпрыску, побаловать его чем-нибудь новым, необычным.

Сиракава понимал, что давать сыну ценные советы и указания – дело бесполезное. Он и слушать не пожелает, как надо холить, лелеять и беречь молодую жену. Проще было подкупать его вкусной едой и безделушками. Получив очередной подарок, Митимаса становился на время тихим и покладистым. Сиракава знал, что сын никогда не перевоплотится в милого, приятного человека, но, по крайней мере, будет меньше придираться к жене, перестанет постоянно обижать ее дикими выходками и нелепым бредом.