— Понимаешь, я ведь сюда не за этим приехал на самом-то деле… — задумчиво произнес Хлюпик.

— Но жить-то тебе на что-то надо, так ведь? Деньги, которые мы выручим за умат-кумар, когда-нибудь кончатся. А тут решение проблемы само напрашивается. Знаешь, сколько моих знакомых с радостью ухватились бы за такую возможность?

— Понимаешь, я думаю, что это не для меня. Вот так запросто взять и…

— А-а, муки совести, так? Кактус, как мы с тобой с этим справляемся, расскажи.

— «Необыкновенный» человек имеет право… то есть не официальное право, а сам имеет право разрешить своей совести перешагнуть… через иные препятствия, и единственно в том только случае, если исполнение его идеи (иногда спасительной, может быть, для всего человечества) того потребует», — процитировал зелёный каюкер.

— «Замечательно даже, что большая часть этих благодетелей и установителей человечества были особенно страшные кровопроливцы»*[1], — подхватил Иннот, корча свирепые рожи.

— Во-первых, каюкер всегда должен быть уверен, что он поступает правильно, — улыбаясь, сказал Кактус. — Поэтому мы тщательно проверяем тех, по кому предстоит работать. Ну а если у тебя всё-таки возникают душевные терзания — всегда можно обратиться к хорошему психотерапевту, и он поможет тебе абстрагироваться от этого. А вообще-то, между нами, будь спок: все, кому мы заделали каюк, — настоящие монстры или же стопроцентные негодяи.

— Так уж и все? — недоверчиво спросил Хлюпик.

— А ты как думал! Это же Бэбилон! Понимаешь, где-нибудь в Лесу такой негодяй, может, и не стал бы негодяем. А здесь ему просто не выжить иначе. Так-то вот. Другое дело, что тот, кто заказал тебе его, тоже может оказаться ничем не лучше.

— Не знаю, — Хлюпик покачал головой. — Всё так неожиданно…

— Да, к ритму жизни тут, в Бэбилоне, надо привыкнуть. Ничего особенного, на самом деле, я же привык.

— Но ты же здесь родился! Это совсем другое, — сказал Кактус.

— Ошибаешься, — Иннот усмехнулся. — Я тут просто давно живу. Очень давно. А родился я совсем в другом месте; и тоже когда-то пришёл в Бэбилон в поисках своего счастья. Мне, конечно, было в чём-то легче…

— Послушайте, я даже не уверен, что сумею ещё раз повторить этот трюк со своим талисманом… То есть медиатором, — старательно выговорил Хлюпик незнакомое слово.

— Сможешь-сможешь! Афинофоно ведь не зря говорил, что им может пользоваться абсолютно любой. Он профессионал, и его суждениям я обычно доверяю.

— Он ещё говорил, что это может быть опасно…

— Ну, здесь он хватил. Опасность есть, конечно, но совсем другая. Понимаешь, если твоей звёздочкой может пользоваться кто угодно, тебе надо беречь её как зеницу ока. Мой тебе совет: не носи её на виду. Прикрепи под плащ или к набедренной повязке. Работать-то она всё равно будет, как и прежде.

— Да, об этом стоит помнить, — задумчиво сказал Кактус. — Видишь ли, у каждого каюкера есть слабое место. У тебя — вот такое. Зато и способ, каким ты делаешь каюк, очень мощный.

— А у тебя какой способ? — спросил Хлюпик.

— Хлю, о таких вещах друзей не спрашивают, — укоризненно сказал Иннот. — У каждого могут быть свои секреты! Помнишь, я говорил тебе: если что-то умеешь, не выставляй этого напоказ. И спрашивать о таком тоже неприлично.

Хлюпик почувствовал, что краснеет.

— Ладно, не смущай парня, — рассмеялся Кактус. — Тем более мой секрет все знают, такой уж у меня метод… Это ты у нас темнишь.

— Ну, раз уж зашёл разговор, давай, покажи, как ты это делаешь, — ухмыльнулся Иннот.

— Одёжку жалко. — Кактус сокрушённо осмотрел свой балахон. Он был щегольским, сшитым из атласной ткани, с орнаментальными вставками и длинным рядом перламутровых застёжек на груди.

— Зайдём в подворотню, ты его снимешь… Делов-то! — беспечно ответил Иннот.

— Ну ладно, мелкий, уговорил, пошли… Чего только для друзей не сделаешь!

Они свернули с набережной в какой-то подъезд. Кактус быстро скинул пончо, оставшись в набедренной повязке.

— Смотри, смотри! — шепнул Иннот.

Кактус чуть присел и напрягся. Внезапно его кожа вспучилась сотнями маленьких бугорков, а миг спустя оттуда буквально выстрелили иглы: острые, глянцево-коричневые, с мизинец длиной. Хлюпик громко ахнул от неожиданности. Кактус теперь казался раза в полтора больше. Сквозь щетину игл весело поблёскивали глаза.

— Вот поэтому его Кактусом и называют, — наставительно сказал Иннот. — Представь, что будет, если он обнимет кого-нибудь покрепче? Чистый каюк! А они ещё и ядовитые, между прочим.

Кактус сделал глубокий вдох. Колючки медленно втянулись обратно.

— Ладно, давай мне скорее одёжку. — Он осмотрел проколотую в нескольких местах набедренную повязку. — А то ещё, не ровен час, кто-нибудь застанет нас здесь, и придётся мне всю оставшуюся жизнь провести с клеймом педофила…

— Единственный минус этого метода — одежду каждый раз приходится менять, — говорил Иннот, когда они возвращались обратно. — Ну и, конечно, необходим плотный контакт с тем, кому собираешься сделать каюк. Мне в этом плане несколько проще…

— А Громила? И Джихад?

— С Громилой, по-моему, всё понятно: он любому может открутить голову или просто жахнуть кулаком так, что мокрое место останется. И лазает он очень ловко: заберётся куда угодно, несмотря на свои габариты. А Джихад… Я не знаю, честно говоря. Могу только строить догадки. Но каюкер она классный, это точно.

Некоторое время они шли молча.

— А обо мне чего не спрашиваешь? — поинтересовался Иннот.

— Ты же сам сказал — невежливо такие вопросы задавать…

Иннот рассмеялся.

— Быстро учишься, парень! Ладно, свой метод я и правда не люблю раскрывать. Может, ещё увидишь — если будем работать вместе.

— Я вот о чём хотел тебя спросить, — задумчиво сказал Хлюпик, когда они уже подходили к дому. — Почему Кактус и Громила считают, что на тебя может кто-то охотиться?

— Охотиться? А, понимаю… Ну, это долгая история… — Иннот задумчиво поджал губы. — Всё началось с того, что примерно полгода назад я получил заказ. Случай на первый взгляд вполне рутинный: в одном из районов Бэби стали пропадать люди. Такое случается довольно часто; собственно, основная работа сводилась к тому, чтобы точно определить, где это происходит. Ну а дальше, как говорится, дело техники, — каюкер ухмыльнулся. — Платили мне на удивление неплохо; настолько неплохо, что появилась возможность взять помощника. И я пригласил Кашлюна. Он тоже мой приятель… Вернее, был им, — поправился помрачневший Иннот. — Довольно быстро мы вышли на это нехорошее место, старый заброшенный дом. Кашлюн мне здорово помог: он первый обратил внимание на некую странную особенность… Дело в том, что туда время от времени входили разные люди; но никто — вообще никто! — оттуда не вышел.