Окинув взглядом помещение, в котором мы с Эммой ужинали, я поднялся из-за стола и, подав матери моего ребенка руку ладонью вверх, проговорил:

– Ты же не будешь против, если мы прямо сейчас отправимся в более… комфортное место?

– В более… комфортное место? – уточнила она.

Клянусь, если бы в данный момент Эмма все свела на шутку, я бы ей подыграл, но… На лице ее была такая соблазнительная улыбка, что это мгновенно разрушило те барьеры, что еще существовали меж нами.

– Да. Как на это смотришь? – выдавил я из себя, когда в мою руку скользнули хрупкие пальцы Эммы.

– Очень положительно, – ответила женщина, которую я хотел так, как никогда и никого ранее, и все преграды исчезли.

Когда шелк простыней коснулся моей спины, я втянул воздух сквозь крепко стиснутые зубы. То, что делала Эмма… подобного я не ощущал никогда.

Быть может, всему виной было понимание, что рядом со мной – мать моего ребенка. А может, это были отголоски того, что я уже когда-то испытал, но почему-то забыл. Я не знал.

И знать, наверно, не хотел.

Эмма была такой притягательно, яркой, настоящей.

Я касался ее кожи, чувствовал жар даже через тонкую преграду одежды. Я ощущал ее так близко, что от этого голова шла кругом.

Прижимал к себе Эмму, двигался, как ненормальный, лишь бы доставить своей женщине наслаждение. Пил ее стоны и тонул в том, что давала мне в ответ она.

– Я больше не могу, – хрипло выдохнула Эмма, падая на постели рядом со мной.

Мы находились в роскошном номере, снятом мною на двоих в одном из шикарных отелей.

– Уверена? – уточнил, надсадно дыша в унисон.

– Даааааа…

Она уснула едва ли не в то же мгновение, разметав по подушке рыжие локоны. А я смотрел на Эмму и не представлял, как жил без нее. И как существовал без нашей дочери – маленького Лисенка.

– Папа! Вы что, еще не спите? – ужаснулась Лиса, когда я набрал ее номер, выйдя из комнаты, где заснула Эмма.

– Спим… почти. Ты как?

– Я отлично! У меня супер-няня! Знаешь, что мы сегодня с ней делали?

Прикрыв глаза (всего на секунду!), я улыбнулся сам себе. Слышать голосок дочери, знать, что совсем рядом в моей постели спит ее мать – было совершенно правильным.

– Что?

– Мы играли в детективную игру! Такую интересную! Обязательно сыграем с тобой и мамой. Я узнала – она рассчитана на четверых!

– Ну, раз на четверых, то найдем еще кого-нибудь.

– Деда! – тут же откликнулась Алиса.

– Хорошо, пусть будет дед.

Я вернулся обратно в нашу комнату и посмотрел на Эмму. Она мирно спала, не испытывая никаких тревог, и мне хотелось сейчас, чтобы так и было впредь.

– А сейчас давай ложиться, моя хорошая, – шепнул я Алисе, и она мгновенно отозвалась:

– Давай, папа.

И когда я отключал связь, чувствовал себя совершенно счастливым.

Просто потому, что у меня были люди, дороже которых у меня не могло быть за время всей моей жизни. Что бы ни случилось.

И какие бы испытания ни приготовила нам судьба.

Я отдавала себе ясный отчет в том, что делала.

Как правило, страсть плохо соседствует с разумом, но мне так было проще. И еще до того, как Влад повез меня в отель, я решила для себя самой, что сделаю это исключительно для собственного удовольствия. Потому что имею право. Потому что заслуживаю этого.

Трудно было игнорировать сексуальное напряжение между нами, которое нарастало с каждым днем. С каждым прикосновением. С каждой двусмысленной фразой. И собственным голодом, рожденным тягой к этому человеку, и полным отсутствием сексуальной жизни.

И ведь все было, по сути, просто: он – свободный мужчина, а я – свободная женщина. Так почему было не дать волю своим желаниям, не думая при этом о последствиях? Я смотрела на случившееся между нами именно так – как на обоюдоострую потребность близости, получившую наконец выход. Без дальнейших планов и каких-либо обязательств. Так было легче всего. Разочаровываться в очередной раз от собственных ожиданий мне не хотелось.

Оставшиеся дни отпуска промчались как одно счастливое мгновение. Я не заикнулась Крамольскому ни единым словом о парфюмерной школе, о которой мечтала, но когда он спросил, что я хочу увидеть – попросила свозить нас в Грас, в международный музей парфюмерии.

Передвигаясь там по прохладным залам, хранившим в себе многие секреты и достижения парфюмерного искусства, я старалась жадно впитывать все, что видела и слышала. Может, я никогда не получу подходящего образования, но кто мешает мне делать самостоятельные шаги к своей мечте? Никто. По факту, в своей жизни мы чаще всего сами создаем себе мысленные препятствия и сами же о них спотыкаемся. А истинное призвание – это то, от чего человек никогда не откажется, несмотря на обстоятельства. И все это я ясно осознавала, пока шла по музею и с каждым шагом становилась ближе даже не к мечте – к себе самой. К своей истинной сущности.

Что, как правило, люди везут с собой из отпуска? Милые сувениры, съестные припасы, памятные вещи. На узких улочках старинных французских городов бойко торговали лавандовым медом, мылом, травами и всем прочим, что только можно было выжать из этого растения. Многие покупали вино или те же духи. Что же касалось меня… в день отъезда мой чемодан был битком набит эфирными маслами. Они казались мне истинным сокровищем, единственно важным. Я долго ходила по всевозможным лавочкам, прислушиваясь к различным ароматам цветов и растений, смол, деревьев и животных, мысленно прикидывая в уме, что из этого будет неплохо сочетаться между собой. Все это могло оказаться всего лишь глупой блажью, но я поняла для себя главное – мечту можно вытравить из разума, но из сердца – нельзя.

И я больше не собиралась бороться с самой собой. И в том, что касалось Крамольского, вскрывшего во мне все то, что я долго загоняла внутрь себя, стараясь надежно похоронить – в том числе.

– Уф, надо срочно все проветрить, – выдохнула я, когда мы все втроем – я, Влад и Алиса, наконец ввалились в квартиру, волоча за собой багаж. Крамольский накупил дочери перед отъездом всяких французских сладостей и та держалась за свой небольшой чемоданчик не менее рьяно, чем я за свой огромный чемоданище, битком набитый драгоценными маслами.

– Господи, ты что, брусчатку с французских улиц с собой притащила? – проворчал Влад, с трудом затаскивая мой чемодан в прихожую.

Я не стала просвещать его насчет того, что там находилось на самом деле. Не хотелось показаться взрослой дурой, которая решила поиграть в то, что моя мать непременно назвала бы ерундой и напрасной потерей времени. И, конечно, она посоветовала бы заняться настоящим делом и найти себе приличную работу.

И почему я сейчас вообще о ней думаю? Дорогая родительница не вспомнила обо мне за прошедшие годы ни разу. И совершенно не заслуживала ни единой мысли о себе в ответ.