Закусив губу, как охотник, взявший на прицел зверя, и всем своим существом чувствуя, что успех будет сейчас или никогда и что нельзя отрывать глаз от врага, Радкевич управлял самолетом автоматически.

Он чуть заглядывал вправо и, уже беря вправо машиной, чуть скашивал глаз влево и тотчас пикировал влево, полный огня и страсти сражения. И пулеметы, и рули, и мотор, и самое сердце Радкевича были единым живым организмом. Младший лейтенант держал немца под огнем до тех пор, пока „мессершмитт“ не задымил.

Сколько прошло времени с начала боя, он не помнил. Он даже не чувствовал, дышал ли он за это время. Радкевич никого не видел в воздухе, кроме этого, теперь уже, безусловно, „своего“ немца.

Задымив, „мессершмитт“ стал снижаться и вдруг, не выпуская шасси, неожиданно приземлился на нашей территории. Радкевич и подоспевший Орлов стали виражить над вражеским самолетом. Дым с правой стороны его мотора прекратился. Машина была, по-видимому, цела, но, покинув небо, она как бы вышла из „воздушной игры“ и оказалась вне досягаемости. Бой прервался, победа ускользала из рук Радкевича. Но он ни за что не хотел упускать ее из своих рук. „Есть упоение в бою“, — сказал как-то Пушкин, и пушкинское страстное упоение боем, охватившее Радкевича, искало выхода.

Сделав несколько виражей над приземлившимся противником, Радкевич увидел: немец выскочил из своей машины и побежал в направлении линии фронта, потом остановился, словно что-то вспоминая, вернулся к самолету, захватил кожаное пальто и опять побежал. Радкевич дал по нему очередь — она иссякла: патронов не было.

„За ним! Не упускать!“ — и решение мгновенно созрело у Радкевича. Оглядев воздух и увидев, что воздушный бой кончился, он пошел на посадку, решил сесть, пересекая немцу дорогу, захватить его живым или убить, — как выйдет.

Немец был уже далеко, метрах в восьмистах. Сбросив с себя кожаный реглан, Радкевич побежал ему вдогонку, стреляя в воздух и крича: „Сдавайся!“ После каждого выстрела немец оборачивался и мерил расстояние между собой и русским.

Расстояние между ним и Радкевичем уменьшалось медленно. Сухое плоскогорье с неглубокими балками и невысокими холмами безлюдно простиралось до самого горизонта. Немец бежал очень быстро, и Виктор Радкевич стрелял все чаще и, задыхаясь на быстром ходу, все злее кричал, чтобы тот, наконец, сдавался без дураков.

Теперь, когда покинут был воздух, оставлен самолет и бой продолжался на земле, в нелетной атмосфере, Радкевич стал как бы пехотинцем. Он готов был бежать за немцем хоть целые сутки. Упорства и настойчивости у него было хоть отбавляй. На втором километре он сократил расстояние между собой и немцем до 300 метров. Немец часто переходил на шаг. Устал, выбился из сил и младший лейтенант. Он теперь только стрелял, а кричать не было сил. На третьем километре расстояние между противниками сократилось до сорока метров.

Немец бежал, зажав в руке маузер. Радкевич в последний раз выстрелил, и немец остановился и поглядел на преследователя.

— Сдавайся! — младший лейтенант показал жестом, что немцу пора поднять руки вверх.

Тяжело дыша, немец опустил маузер в карман кожаного пальто, но руку держал возле маузера.

Радкевич показал — отвести руку в сторону. Немец повиновался.

Радкевич хотел взять его живьем и не стрелял. Они стали медленно, настороженно сходиться. Немец не поднимал рук вверх. Когда сблизились вплотную, Радкевич левой рукой ухватился за карман кожаного пальто немца, но тот успел все-таки выхватить маузер. Он был высокий, здоровый парень, головы на две выше Радкевича. Младший лейтенант вцепился левой рукой в правую руку немца, — маузер упал на траву. Все! Немец, тяжело дыша, криво передернулся. Радкевич наскоро обыскал его и, отойдя, оглянулся, чтобы сориентироваться, где они.

Безлюдье исчезло. Со всех сторон мчались к ним бойцы и командиры. Воздушный бой, приземление обеих машин и преследование немца произошли в нескольких километрах от нашего штаба соединения.

Спустя некоторое время младший лейтенант Виктор Радкевич вошел в комнату, где представитель командования поздравил его с успехом. Радкевич улыбался, и голубые глаза его светились, и волевая складка ложилась вокруг рта — в нем ожил страстный охотник!

Он вернулся на аэродром, чтобы, снова поднявшись в воздух, искать и бить врага».

12 апреля 1942 года

* Противостоящие нашим войскам немецкие горные и кавалерийские бригады стали дивизиями. Соответственно, 1-я румынская горнострелковая бригада была увеличена в штате с 11 тыс. до 17 тыс. человек. По состоянию на 12 апреля в ней уже насчитывалось почти 16 тыс. Это позволило перебросить под Керчь еще один полк 50-й дивизии.

* * *

* Сообщение Франца Гальдера:

«Наступление противника на Керчь не возобновлялось. Обстановка на море в районе Крыма неясная».

13 апреля 1942 года

* Совнарком СССР принял постановление «О выпуске Государственного военного займа 1942 года» на сумму 10 миллиардов рублей сроком на 20 лет. ВЦСПС загодя, 9 апреля, принял постановление «Об участии профсоюзных организаций в проведении подписки на Государственный военный заем 1942 года». Всем советским гражданам было рекомендовано подписаться на заем в размере 3-4-недельного заработка. Заем был размещен в течение 2 дней с перевыполнением на 68 миллионов рублей.

* * *

* О боевых успехах защитников Севастополя сообщил по телеграфу в этот день специальный корреспондент «Красной звезды»:

«Отважные защитники Севастополя изо дня в день наносят врагу новые удары. За три последних дня разбиты два немецких дзота, два наблюдательных пункта, пять минометов, истреблено до четырех взводов вражеской пехоты. За это же время на аэродромах и в воздушных боях уничтожены шесть фашистских двухмоторных бомбардировщиков.

Группа краснофлотцев под командой лейтенанта Усенко совершила дерзкую ночную вылазку в тыл противника. Наши бойцы подобрались к позициям румын на расстояние 50 метров, обезвредили несколько минных полей, проделали проходы в колючей проволоке. После этого часть краснофлотцев расположилась в кустарнике, а остальные, обойдя румын, бросились на них в атаку.

Лейтенант Усенко кинул во вражеский блиндаж противотанковую гранату. Не давая румынам опомниться, старшина Мещеряков, заместитель политрука Степашкин, автоматчик Лопата и другие ворвались в соседний блиндаж. Штыком и гранатами они уничтожили вражеских солдат и офицеров.

Спустя 15 минут, когда разведчики, сделав свое дело, уходили назад, противник открыл яростный огонь из пулеметов и попытался окружить наших бойцов. Но та группа краснофлотцев, что замаскировалась в кустарнике, тоже открыла огонь и быстро успокоила фашистов. Ночной налет закончился разгромом румынского взвода. Захвачены пленные, взяты важные документы.

С каждым днем в севастопольских частях растет число снайперов-истребителей. Помощник командира взвода Карабаш за последние дни уничтожил пять вражеских солдат и офицеров, красноармеец Кравченко — четырех, красноармеец Баркадзе — пятерых. Искусно охотятся за фашистами командир отделения Погорелов и разведчик Шетевин. Они уложили 11 немецких оккупантов. Только за 9 апреля севастопольские снайперы истребили 56 фашистов».